Воздух в комнате задрожал, словно мираж, и я отвела взор от мрачного изображения. Продолжая опираться о стол одной рукой, я вздернула подбородок и поправила блузку, пока передо мной проступали очертания призрачной фигуры. В ушах все еще оглушающе бился пульс. Интересно, Дженни тоже его слышит?
– Со мной все хорошо, хорошо, – солгала я.
«Тебе вовсе не хорошо!» – кричало все внутри меня.
– На этот раз я готова.
«Нет, совсем не готова».
Я глубоко вдохнула. Мои слова, похоже, не убедили призрака.
– Прошу тебя, давай попробуем еще раз, – сказала я.
«Нет, это плохая идея. Ужасная идея. Это…»
И тут кабинет расплылся в ослепляющем мареве льда и боли.
Дженни Кавано была мертва, и ей это вовсе не нравилось. Через неделю исполнится десять лет с тех пор, как ее, бездыханную, оставили лежать на полу в собственном доме. Десять лет с тех пор, как ее кровь обагрила полированные половицы в спальне. Ее жених Говард Карсон исчез в ту же ночь, и вместе с ним исчезли улики, которые могли бы указывать на того, кто совершил это ужасное преступление, или хотя бы на его мотивы.
Возможно, виной тому было приближение печальной даты, но за все те месяцы, что я знала Дженни, я никогда не видела, чтобы ее настолько поглощали воспоминания, как в последнюю неделю. Ее беззаботный настрой и беспечный смех сменились напряженным молчанием. Она пыталась сохранять обычную свою маску беззаботности и уверенности, с улыбкой уверяя меня в том, что беспокоиться не о чем. Но глаза ее выдавали растущую внутри тревогу, а временами маска и вовсе спадала. И то, что скрывалось под ней, было далеко не приятным зрелищем.
Р. Ф. Джекаби, мой начальник и специалист по всему странному и сверхъестественному, называл такие мгновения «эхо». Я не могла даже представить себе всей глубины полученной Дженни травмы, но всякий раз, заглядывая в эту ледяную темноту, я словно слышала отголоски прошлого. Все в Дженни как бы моментально распадалось на части – и та женщина, которой она когда-то была, и призрак, которым она стала, – оставляя после себя только искаженное отражение последних секунд ее жизни. Ею овладевали ярость и страх, пока она снова и снова переживала ту сцену, а все вокруг нее вращалось в ледяном вихре. Непостижимые силы, сохраняющие душу цельной и невредимой, у Дженни выходили из-под контроля, а то, что оставалось, было за пределами человеческого. Впервые увидев, как ее охватывает этот холод, я испытала настоящее потрясение, но это был далеко не последний раз. Чем усерднее мы занимались ее делом, тем чаще ее настигали такие «отголоски», становившиеся с каждым разом все сильнее.