По толпе пронёсся стон. Даже Сибиряк, как я заметил, отшатнулся. И не только для того, чтобы кровь не попала на одежду, но и в почтении и страхе перед многократно превосходившей его жестокостью.
«Тангароа!» - мысленно взмолился я. – «Тангароа, бог битв и смертей, услышь своего верного сына и помоги мне! Тангароа!»
Я вздрогнул всем телом, когда вдруг пришёл ответ.
«Оеха?»
Я едва слышал чужой голос в своей голове и попытался, как можно скорее ввести полинезийского бога в суть происходивших вокруг событий. Понимая, что в чужой Линии он мог рассмотреть окружающий мир только при помощи моих глаз, повернул голову в сторону полинезийцев.
«Каду?» - в голосе Тангароа я услышал гнев и ярость.
«Помоги мне, Тангароа», - со всей искренностью обратился я к нему.
«Оеха… Что-то мешает мне… Древняя печать, заклятие Древних, которую я не могу взломать».
Каду тем временем переместился ко мне поближе.
При его приближении Саня Царёв хотел вскочить. Я видел, что желал он только одного – добраться до татуированного человека. Будь он свободен, немедленно бы вцепился в горло убийцы, но его порыв сдержали многочисленные помощники кровожадной троицы.
Полинезиец вновь издал ни на что не похожий грозный рык:
- Оао! – взмахнул дубинкой и обрушил её на голову моего друга.
Рядом при виде и запахе крови восторженно заревел Отои:
- Оао!
К моему удивлению несколько голосов сзади, из толпы поддержали его. Кому-то кровавое представление нравилось, кого-то оно, похоже, заводило. Самые первобытные инстинкты проснулись среди цивилизованных людей, смывая тонкий слой тысячелетиями выработанных правил совместного сожительства и привитого гуманизма.
«Я помогу тебе, Оеха, но помогу по-другому», - снова издалека пришёл ко мне голос Тангароа, который я слышал в окружавшем бедламе совсем один. – «Я дам тебе силы. Такие силы, о которых ты и понятия не имеешь. Переброшу сколько смогу толику своих возможностей тебе»
Обрызганный кровью полуголый дикарь остановился напротив меня:
- Освободите его! – распорядился он на русском с ярко выраженным гортанным акцентом.
Руки, удерживавшие меня в униженном положении, вдруг перестали давить. Я выпрямился, гордо подняв голову.
- Освободите его, - как зверь оскалился Каду.
Чьи-то пальцы торопливо расплели узлы на верёвках, что удерживали вывернутые назад руки. Затем верёвки упали за спиной. Я невольно поднял их к лицу. На кистях остались глубокие следы от пут, которые, принялись быстро исчезать.
- Оеха, Оеха, слабенький человечешко, возомнивший себя равным богам. Неужели ты, смертный, думал, что боги позволят тебе изменить порядок вещей? Вот и настал твой последний час и скоро Миру приготовит из твоего сердца и лёгких мне изысканное угощение.