И вот то, что содержалось в этом тексте, было совершенно невероятно.
В этом чертовом устройстве (браскоме, как потом выяснил я) находилась подробная инструкция по настройке портального окна для прохода через него... разумного прямоходящего. И предназначалась эта инструкция непосредственно мне.
Ну, рассказывать, что пережил я, как только шеф и Макс въехали в то, что содержалось в браскоме, наверное, не стоит.
Они, как чумные, гнали меня вперед, не давая даже испить чаю. Похоже, что-то почувствовали. А может это открылся дар предвидения?
Не знаю.
Но через неделю я добил все необходимые модернизации.
Тестовые проверки и...
Нет-нет!
Запуск, рабочий запуск, Леха отложил на пятницу. А нам с Максом приказал быть в ресторане в семь часов ровно.
***
Наши посиделки в кабаке начались с того, что Леха достал какую-то коробочку, что-то нажал на ней и положил на стол.
Три светодиода, горящие красным, поморгали и два из них переключились на желтое свечение. А один так и остался гореть красным.
Леха поморщился, достал из кармана блокнот и ручку, и что-то там написал. Потом передал Максу, ну а тот, мне.
'Нас слушают. Подавить не получается. Все разговоры только через блокнот'.
После прочтения мы посмотрели друг на друга и стали говорить... о бабах.
А о чем еще могут говорить трое мужиков в кабаке? Только о них, любимых.
Пока двое обсуждали женские достоинства, третий писал в блокноте. Передавал для ознакомления другим и ждал от них ответа.
Леха периодически выдирал листики из блокнота и, скрутив их в трубочку, сжигал в пепельнице. А один раз он что-то написал, и, не выпуская блокнот из рук, дал нам прочитать с Максом, чтобы сразу уничтожить написанное.
Да, уж. Ситуация складывалась совсем нехорошая.
Каким-то образом, там, наверху, узнали о наших достижениях. И решили принять меры. Экстренные.
Нас взяли в плотную разработку. Откуда Леха это знал - он не сообщил. Сказал только (написал, естественно), что времени у нас один или два дня. До момента получения санкций самого высокого руководства.
А всё из-за тех успехов, которых мы добились.
И естественной мерой сохранить наши достижения в тайне и использовать их в своих целях, со стороны наших оппонентов, была возможность полной изоляции исполнителей. Поскольку мы, дураки, могли уйти из-под контроля. То есть, банально сбежать. А этого нельзя было допускать категорически, ведь никого другого, знающего наши наработки, не было.
А с установкой все было совсем просто. Ведь институт государственный. Вот государство и закрывает доступ в определенное место, чтобы провести там секретные исследования, знать о которых посторонним совершенно не нужно.