Я ненавидела первую пятницу каждого месяца. В поселок всякий раз съезжались толпы людей, особенно сейчас, когда лето в самом разгаре. Не самое приятное зрелище. В тени еще терпимо, но на солнце от вспотевших от праведных трудов тел поднимался такой запашок, что и молоко, казалось, свернуться может. Влажный горячий воздух дрожал. Марево поднималось над подернутыми радужной пленкой из машинного масла и бензина лужами, которые и напоминали о том, что вчера над поселком прошла гроза.
Сейчас, когда время шло к полудню, ярмарка затихала. Торговцы на время сворачивали дела. Они слишком поглощены были своими заботами, поэтому зачастую ротозейничали. Не составляло особого труда стащить то, что мне понравится. Вскоре мои карманы были наполнены всякой всячиной. К тому же я прихватила яблоко себе в дорогу. Не так плохо, если учесть, что на всё про всё мне понадобилось лишь несколько минут. Теперь я влилась в людской поток, позволяя ему увлечь меня за собой. Руки у меня проворные и быстрые. Банкноты из кармана какого-то мужчины, браслет с женского запястья. Ничего крупного. Поселковые слишком заняты своими делами, чтобы заметить, что рядом орудует карманница.
Высокие дома на высоких сваях окружали нас со всех сторон. Поселок так и назвали — Сваи. Очень оригинально! Они поднимали постройки футов на десять над землей. Весной прибрежные районы затапливало, но сейчас стоял август, солнце мгновенно иссушало почву, и жители Свай страдали от немилосердной жары. Первую пятницу любили почти все. По праздникам взрослые меньше работают, а в школе уроки заканчивают раньше. Я, впрочем, предпочитала бы посиживать в заполненном детьми классе. Все равно ничему новому меня не научат.
Долго мне там задержаться все равно не светит. Вскоре мне должно исполниться восемнадцать лет, после чего одна дорога… в армию. В ученицы меня никто не брал, работы не предлагал, поэтому, как и всех других бездельников, меня следовало отправить на войну. Неудивительно, что сейчас днем с огнем не найдешь никакой работы. Теперь каждый мужчина, женщина и ребенок из кожи лезут, чтобы не попасть в армию.
Всех трех моих братьев, по достижении ими восемнадцати лет, отправили воевать с озерщиками. Только Шейд из всей троицы умел писать, что и делал время от времени. Уже больше года я ничего не знала о судьбе Бри и Трами. Хотя молчание — это лучшее из известий, как говорят у нас. Можно годами не получать новостей о сыне или дочери, а потом в один прекрасный день увидеть их на пороге своего дома. Иногда их просто отпускают домой на побывку или даже, благодаренье чуду, комиссуют. Куда чаще, однако, бывает, что семья получает конверт из плотной бумаги, скрепленный королевской печатью с короной, в котором говорится о том, что их сын или дочь отдали свою жизнь за короля. Иногда в конверте присылают несколько пуговиц, споротых с мундира покойного.