Вот будьте любезны — свеженькая статья в «Красной Звезде» Олега Починюка:
… «Именно здесь расположен легендарный „Невский пятачок“: небольшой участок земли 900 метров в длину и 300 метров в ширину. На штабных картах фронтовой поры он умещался под пятикопеечной монетой. После того как 8 сентября 1941 года Ленинград оказался в кольце блокады, уже 19 сентября в районе Дубровки была предпринята первая попытка прорыва блокады. Десант под шквальным огнём сумел форсировать Неву и закрепиться на левом берегу. Невский пятачок известен как самое кровопролитное место боёв на Ленинградском фронте: по некоторым сведениям, на один квадратный метр земли здесь приходится 10 погибших. Ежедневно защитники плацдарма пятачка отражали по 12–16 атак противника. За сутки на них обрушивалось до 50 тысяч снарядов и авиабомб. Места переправы пополнения и доставки раненых на дубровском берегу менялись — всего их было восемь. Для сотен тысяч солдат и офицеров 600 метров водной переправы и оба берега стали братской могилой…»
Вот я и попробую разобраться с особо подлыми высказываниями.
1. Раненых на правый берег не переправляли, они в муках истекали кровью. Да и вообще из прибывших на «пятачок» никто не возвращался обратно.
2. Погибло на Невском пятачке 200000-300000 наших военнослужащих.
3. Жизнь солдата на Невском пятачке — от 5 минут до 52 часов.
4. Нафиг никому этот пятачок не был нужен, бездарное и тупое истребление наших людей — и все.
5. На один квадратный метр земли пятачка приходится по 5, 10, 17 убитых советских воинов.
В иллюстрации выложу найденные фото. Большую часть сделал патриарх нашей фотожурналистики Тарасевич Всеволод Сергеевич. Лихой был фоторепортер и ради удачного снимка не задумываясь рисковал жизнью. Так вот он несколько раз был на Невском пятачке — посылали туда в командировки. Фото хорошо показывают быт Невского пятачка — а там мясорубки страшных боев сменялись и затишьями.
Про свою первую командировку туда Тарасевич (а он был уже обстрелянным фотокором) вспоминает так:
«В ту ночь на „пятачок“ прорывались несколько стрелковых полков и морская пехота. каждое место в шлюпках и на понтонах на строжайшем учете, и хотя у меня записка с требованием переправить — на нее просто плюют… Не до фотокорреспондентов. А кругом все кипит от взрывов и у всех одна мысль — форсировать Неву. Бросаюсь к одной шлюпке к другой — не берут. Каждая набита до предела, бортами уже воду черпают. В отчаянии прыгаю в одну из отходящих лодок. Под ногами обламывается береговой лед и я в чем был — в валенках и полушубке — оказываюсь по горло в воде, точнее в каше из битого льда. Втащили меня в лодку. С полушубка течет, а я холода не чувствую. Даже не помню, как очутился на „пятачке“. Песчаный откос берега весь изрыт норами, они не очень глубокие, потому что замерзшую землю лопата плохо берет. Помню, забрался в одну из таких нор, прикрытую не то листом фанеры, не то железа. Утром оказалось — промерзшая плащ-палатка».