С целью комплектования армии объявлялся призыв офицеров и сержантов запаса. За период 1991–1994 гг. было проведено шесть мобилизаций в ряды ВС ЧР.
Сравниваем с ЛНР и ДНР, где мобилизации и сейчас нет.
Седьмое. Криминальный беспредел.
Тут даже не знаю с чего начать. Ичкерия была территорией полного криминального хаоса. Причем это началось уже давненько — террор против русскоязычного населения был давней традицией — так уже в с 1978 года наблюдался отток населения, что вызывало озабоченность в КПСС. С приходом Ельцина и — особенно — с захватом власти Дудаевым, выпустившим всех уголовников и опиравшихся на криминал при приходе к власти — в республике началось такое, что описать очень трудно.
Стало «можно все!» Да еще на фоне того, что русскоязычное население в СССР знало, что государство защитит, что надо блюсти закон и что «человек — человеку друг товарищ и брат». Серьезный инфантилизм, неумение объединяться и давать отпор без приказа сверху усугубили ситуацию. Добавлю еще, что кавказские мужчины всегда испытывали тягу к оружию, и не иметь ствол на Кавказе было некрасиво. Не по-мужски. Потому когда пошлел повальный грабеж и насилие чеченец еще мог защитить себя — за ним была семья, тейп, единокровство, а вот русскоязычные оказались совершенно беззащитными. Причем, не только на территории Чечни. Чеченские бандиты чувствовали себя в Москве как дома, тем более, что им активно помогали многие московские деятели.
Грабеж шел с самых верхов и до самых низов. По фальшивым платежным поручениям (авизо) было украдено в РФ более 4 триллионов тех еще рублей. Наличку в Чечню везли грузовиками.
Поезда, шедшие через ЧРИ, грабились повально. Причем, не только товарные, но и пассажирские — бывало так, что пассажиров грабили по нескольку раз за один рейс. Просто по вагонам шли вооруженные чечены и брали, что понравится.
«На моих глазах пассажиры поездов, независимо от национальности и религиозной принадлежности подвергались неслыханным унижениям и издевательствам со стороны распоясавшихся чеченских молодчиков с автоматами, останавливавших на ходу поезда, врывавшихся в вагоны.
Пассажиров раздевали донага, обыскивали и отбирали все деньги, с женщин срывали золотые украшения, беззастенчиво давали волю рукам, унижая женское достоинство.
До самой смерти не забуду лицо пожилого мужчины, под насмешки распоясавшихся юнцов прикрывавшего свою наготу; растрепанную женщину, рыдавшую на пустых сумках. У нее, направлявшейся в зимнюю Москву, отобрали шубу, а в наказание за сопротивление вытряхнули из сумок и потоптали все фрукты, которыми она хотела угостить родственников в России. До сих пор звенит в ушах грохот разбитых бутылок и окон.»