– А дешевле десяти дирхамов есть что-нибудь? – спросил Егор.
– Есть, но запах не стойкий.
– Что значит, не стойкий.
– То и значит, от этих полдня будет благоухать, а дешевле – через час уже не почувствуешь.
– Ну ладно, – нерешительно сказал Егор, – дай мне вот эти за десять дирхамов.
– Нюхать будете?
– Зачем?
– Может, не понравится.
– Нет, не буду. Еще обоняние отобьешь. Сам скажи.
– Это хороший запах, вашей женщине понравится. Эти духи пахнут сандаловым деревом, розовым маслом, немного травами и морем.
– Морем, – удивился Егор, – как может пахнуть морем?
– Обыкновенно, будете брать?
– Зачем же платить за морской запах, – ворчливо сказал Егор, – я вчера весь день его бесплатно вдыхал. Ладно, заверни.
Егор бережно принял склянку и спрятал за пазухой.
– Если появится Али, скажи, что я заходил. Я приду вечером.
Егор ушел, был осторожен. Весь обратный путь он был готов к неожиданному нападению, под плащом на поясе висел клинок, нечто среднее между саблей и коротким мечом. Егор привез его из хорезмийского войска. Там же и научился виртуозно владеть им. По приезду в Баку он сразу спрятал его в половицах веранды, а сегодня извлек из тайника. Но оружие не понадобилось, он спокойно проделал весь путь домой и отдал жене продукты.
– А духи? – спросила Мариам, перебрав содержимое зембиля.
Егор ударил себя по лбу и протянул жене духи.
– Нравится? – спросил он, когда Мариам откупорила склянку и поднесла к носу. Та блаженно зажмурилась и кивнула.
– Между прочим, стоит дороже, чем весь этот зембиль, – не удержался Егор.
– Этого можно было не говорить, – заметила Мариам, – но будем считать, что я этого не слышала.
Она закупорила пузырек и поволокла зембиль на кухню.
С веранды виднелась синяя полоска моря. И Егор, обедая, смотрел на море, чувствуя, как на него нисходит какая-то особенная благодать умиротворения и покоя. Это было приятно, обедать на веранде собственного дома и видеть море. Но чувство покоя скоро исчезло.
– Я пойду в мечеть, – сказал он жене.
– Все-таки решил стать мусульманином, – сказала жена, – это хорошо. Но имей в виду, больше никаких жен, брать не разрешу.
* * *
Молла Панах был бледен. Он читал молитву, стоя на минбаре, голос его был глух, взгляд тяжел, он оживился лишь под конец, когда среди коленопреклоненных прихожан заметил рослого краснобородого человека с удивительно знакомым лицом. Произнеся амин в конце молитвы, он сошел с кафедры, и, едва заметно качнув головой, скрылся в нише, занавешенной тканью. Егор, как все остальные мусульмане, провел руками по лицу, сказал амин, дождался, пока зал опустеет и последовал за ним.