– Да нет, я домой поеду, – хмуро ответил Н. Смысла в зарабатывании денег он больше не видел.
– Ну, как знаешь.
Разговаривать им было не о чем. Они жили в разных мирах, соприкоснулись случайно, Н. даже не знал, как зовут клиента, хозяин вряд ли помнил, как зовут Н. Оставалась, впрочем, вечная тема – погода.
– Смотри-ка, уже темнеет, – сказал хозяин, натягивая штаны. – Слушай, ты вообще тут проветриваешь когда-нибудь?
– Окна открываю.
– Надолго?
– Как получится.
– Дурак я был, что стеклопакеты здесь не поставил. Восемнадцатый век, восемнадцатый век!.. Задурили мне голову.
Хозяин, голый по пояс, раздернул шторы, распахнул окно и выставился наружу, радуясь теплому вечеру.
– Первым делом – стеклопакеты с непробиваемыми стеклами. А потом, может, своей дуре тут кабинет сделаю…
Тут он ахнул и, цепляясь за шторы, повалился на пол.
Н. выстрела не слышал – он был в гостиной, оттуда и переговаривался с хозяином. Но треск ткани и стук падения понял сразу. Мгновенно оказавшись на коленях возле хозяина, он перевернул тяжелое тело на спину и увидел рану – посередине груди, но, кажется, ниже сердца.
– Достали-таки, сволочи, – произнес хозяин очень внятно. – Дурак я… «скорую»…
В спальне был телефон, удачно спрятанный в туалетном столике. Н. на коленях подполз, достал его, но не сообразил переключить на город. К счастью, попал не в чей-то пустой кабинет, а на вахту.
– В босса стреляли! – крикнул он, узнав по голосу Руслана. – В окно! «Скорую» вызывайте!
– Где он?
– У меня, в музее. В грудь попали…
– … мать!..
Н., стоя на четвереньках, наклонился над хозяином. Тот заговорил сквозь кровавую пену:
– Это Белявский… так и скажи ментам… я знаю…
– Молчите, – велел Н. и положил обе руки хозяину на грудь, ниже раны.
Он не знал, что тут можно сделать. Но и спокойно смотреть, как человек умирает, не мог. В глубине глаз опять зародился огонь. Н. зажмурился. Руки требовали приказа, а что приказывать, он не знал… так, догадывался…
Пальцы ощутили сквозь кожу металл – но металл прямо под ними истончался, бледнел, разбегался пылинками. Н. понял: более верного признака смерти и придумать трудно – нечего металлу больше защищать. И он взялся за дело непривычное – как раньше он разгонял эти пылинки, мешая им сцепиться заново, так теперь легкими движениями пытался согнать их вместе, восстановить броню. Он звал металл к своим пальцам, он вытягивал его поближе к коже. И сам не заметил, как руки подобрались к краям раны.
Хозяин дышал мелко-мелко, глаза его закатились. Это было по-своему хорошо – он не мешал.
Хлопнула дверь, в музей ворвались охранники и остановились в дверях спальни, глядя, как Н. стоит на коленях перед телом их босса.