Если бы корову Жуту спокойно пристрелил какой-нибудь храбрый милиционер — это, возможно, было бы наилучшим выходом для столь странного создания. И такой милиционер нашелся, он вышел из машины и смело шагал навстречу чудовищу, он уже поднял пистолет, чтобы всадить пулю прямо в уродливый лобешник. Так бы и случилось, если бы не вмешательство одного священника, который объявил, что в корову Жуту вселились бесы, и поэтому если её убить, они просто переселятся в людей, а точнее, в женщин. Ведь в кого ещё могут переселиться бесы из бешеной коровы? Священник вызвался их выгнать, причем абсолютно бесплатно. Человек он был уважаемый, приближенный к патриарху, к тому же учёный, заведующий кафедрой экзорцизма на филфаке БГУ. И только тогда, освобождённую от нечистой силы, корову Жуту можно было со спокойной совестью сжечь и развеять её прах над Минском во имя справедливой мести, которая настигает всех, независимо от взглядов и социального статуса, согласно главному закону демократии.
«Как думаешь, Жуту отпустят, — спросила Босая, глядя мне в глаза. — Только говори правду».
«Конечно, нет, — сказал я. — Это просто больная корова. Да и куда её отпускать? Сожгут, и конец».
Она кивнула, отвернувшись к окну.
«Но почему именно корова, — я почувствовал, что она не против поговорить. — Почему не люди? Разве у нас мало несправедливо обиженных людей?»
«Аленький Цветочек говорит: за людей есть кому заступиться, — остановила меня Босая. — А за корову? Лично ты заступился бы за корову?»
«Вряд ли. Мир такой, — сказал я каким-то старческим, скрипучим голосом и сам испугался его мертвенности. — Сначала надо подумать о людях».
«Вот-вот. Мир. Но если бы мир вдруг… Вдруг должен был… вынужден был тебя слушать? Если бы мир более не мог уклоняться от вопросов? Если бы он спросил тебя: что дальше? Что бы ты сказал ему?»
«Не знаю, — признался я, рассматривая её колени. — Но люди для меня важнее коров».
«Слушай… А тебе тоже говорили в школе… — прижмурившись, Босая внимательно взглянула на меня, и было такое ощущение, будто муха прикоснулась к моим щекам своими гнусными крылышками. — …что корова в Индии — священное животное? Почему-то они очень любят об этом рассказывать. Особенно учителя истории. Такие красивые седые мужчины с красными взглядами».
«Не помню», — смутился я.
Мы помолчали, она всё так же сидела на столе, а я стоял перед ней, и было ясно, кто здесь главный. Я понял, что больше ей не интересен, и поспешно произнёс, стараясь не потерять ненароком её странное, беспричинное доверие: «Ну, хорошо, этот твой Аленький Цветочек хочет, чтобы коровку никто не мучил… Чтобы коровке дали подохнуть спокойно. Ясно. А всё же: чего хочешь ты? Именно ты? Тоже спасти кого-то? Котика?»