— Тебе лучше знать, я, в отличие от тебя, не могу отличить китайца от корейца или японца.
— Нам не дадут поговорить, — сказал отец и поднялся со скамейки, — пойдем.
Они прошли вдоль перил Владимирской горки и стали спускаться вниз к бывшему музею Ленина.
— Ты знаешь, как называлось это здание в советские времена? — спросил отец.
— Да, киевским тортом.
— Правильно.
— Отец, перестань меня экзаменовать. Я уже понимаю, что ты знаешь о моей командировке, хотя она законспирирована, как мне сказали начальники, на три раза.
Участок Крещатика до улицы Учительской они прошли молча. Свернули на Банковую.
— Мы идем в резиденцию? — спросил Олесь.
— Нет, к домику с химерами.
— Почему к нему?
— Сейчас поймешь.
— Да я и так все понимаю, ты обеспокоен моей командировкой, но не придавай ей большого значения. Это командировка даже не за кордон, а в пределах Украины. Так стоит ли водить меня по местам твоей боевой славы, чтобы съездить на неделю-полторы в некий город и вернуться.
— Самое поразительное, что я отставник, не имеющий возможности входить в здание СБУ, знаю, в чем твое задание и куда ты направляешься. Тебя это не удивляет?
— Не бери в голову, это задание учебное.
— Э, не скажи, конечно, и в советские времена такие штучки делали, но о них далее бюро обкома партии информация не выходила. Причем в любом случае, и если удавалось провести операцию, и если не удавалось. Хотя такое случалось довольно редко, все же в тайной деятельности одиночки работают эффективнее, чем система.
— Что же изменилось на сегодня?
— Многое. Если раньше те, кто выигрывал, получали благодарности, а те, кто проигрывал, их просто не получали, то теперь игры идут реальные. На носу выборы. И акция, которую ты считаешь учебной, может быть использована одной стороной против другой. И я не хотел бы, чтобы тебе свернули там шею, несмотря на твои разряды по каратэ.
— Ты полагаешь.
— Именно так, я полагаю, что тебя уже сдали с потрохами и в Одессе ждут, чтобы взять под белые ручки, а если будешь артачиться, еще и уроют.
— Каким образом?
— Дадут обрезком трубы по загривку, жить будешь, но со службой придется расстаться.
— И ты не даешь мне шанса?
Но отец словно не слышал его иронии.
— Но еще хуже, если ты сделаешь это и не сможешь быстро уйти. Ребята могут и похоронить тебя. Причем не своими руками, а руками одесских жуков.
— Батя, ты преувеличиваешь.
— Нет, скорее всего, преуменьшаю, поскольку там игра идет на большие деньги.
— Но я-то к ним никакого отношения не имею.
— Это ты так считаешь.
— Хорошо, пусть будет так. И что же мне делать?