На часах было начало третьего. Нужно было как-то убить время.
Он достал из сумки стихи матери и стал читать их.
Хотела дождь — и тихий дождик капал.
Каштанов свечи теплились во мгле,
Из окон лился свет, пушистых елей лапы
Прозрачный бисер рассыпали по траве.
Под музыку дождя я слушаю иную —
Слиянья двух сердец мелодию в тиши.
В мгновении — вся жизнь,
И вечностью дышу я.
Ты только разомкнуть объятья не спеши.
Он читал дальше и, к своему удивлению, не видел за строчками мать.
Стихи были написаны некой юной девочкой. То ли благодаря отцовскому воспитанию он не знал ее вообще. То ли она стала другой совсем недавно, и поэтому они с отцом разошлись.
До вечера он еще дважды ходил в душ. Перед вторым разом поработал на растяжку и даже провел бой с тенью.
В белых брюках и такой же ослепительно белой майке он вышел из дома и направился на рынок. Поболтавшись там без дела, зашел в кафе, демонстративно заказал себе бокал сока грейпфрута и стал рассматривать девиц в компании, лидером которой был Горби.
В кафе кроме завсегдатаев было еще несколько человек, среди которых выделялся мужик в майке под тельняшку и огромной золотой цепью на шее. Его спутница была вполне нормальной девицей, на ней даже не было косметики. И если все другие посетители испытывали определенный дискомфорт от агрессивности, исходящей от компании Горби, то эта пара чувствовала себя как дома.
На этот раз Горби расположился как обычно, спиной ко входу, и не видел Олеся, но паренек, сидевший напротив него, тут же доложил, что в кафе появился чужак. Однако Горби не сразу переключился на чужака, он вел разговор с одним из своих приятелей в том же духе, что и вчера.
— А че ты, че?
Приятель пытался оправдаться, но говорил тихо, как и положено вассалу.
— И все? — заключил Горби.
И только после этого Горби обернулся и осмотрел зал.
Появление чужака, да еще заказавшего себе сока, не могло пройти незамеченным.
Горби, как настоящий вожак стаи, тут же принял вызов.
Но сразу ввязываться в конфликт самому было не по статусу, и он послал к Олесю одного из своих приятелей-шестерок.
Тот подсел за столик к чужаку.
— Откуда, здоровяк? — спросил он Олеся.
— Из Киева, — ответил Олесь.
— Плати дань, раз из Киева.
— Кому? — спросил Олесь.
— Ему, — шестерка указал пальцем на Горби.
— Годится, — ответил Олесь, — скажи, чтоб вышел за кафе.
Шестерка поднялся со стула и вернулся к Горби. И хотя разговор между
Олесем и шестеркой проходил вполголоса, все присутствующие в кафе понимали, о чем шла речь и каким будет продолжение. Некоторые с сочувствием смотрели на Олеся.