Наверное, так и получилось. Ему удалось добраться до окна музея необнаруженным.
Олесь толкнул ставню внутрь и к радости своей обнаружил, что щеколда изнутри так и осталась открытой. Он влез в окно, сознавая, что ему повезло еще раз, потому что на внутренних окнах музея, выходивших на территорию станции, не было сигнализации, но она обязательно должна быть на окнах внешних. Иначе зачем бы Нина ходила вчера ее отключать.
Он посмотрел на часы. До нужного времени оставалось шесть минут. Сердце стучало так, что, казалось, его слышат все в радиусе ста метров.
Он еще раз посмотрел на часы, время истекло, но ничего не происходило. Просто так выбивать внешнее окно музея было крайне опасно. Рядом находилась проходная, а там была охрана.
Олесь подождал еще немного, и тут на территории станции что-то бухнуло, раздался свист, и территория осветилась ракетой синего цвета. Все на станции вдруг ожило, и даже находящиеся на проходной охранники выскочили из помещения и, видимо, закрыв проходную на ключ, бросились к месту, откуда взлетела ракета.
Олесь выждал еще минуту, схватил стул и одним ударом вышиб раму окна музея, тут же сработала сигнализация, но он уже выпрыгнул на улицу, в несколько прыжков преодолел освещенный перед въездом на станцию участок и скрылся в тени деревьев.
Добравшись до автостанции, Олесь спрятался в тени деревьев и осмотрелся. Все было как обычно. Тогда походкой гуляющего человека он прошел чуть дальше, где стояла машина парня-левака.
Тот спал на переднем сиденье. Олесь постучал ему в окно. Парень открыл глаза.
— Просыпайся, бомбила, — сказал ему Олесь, — гривны пришли.
В квартиру Виктора Сильвестровича Олесь пришел утром.
Перед этим он позвонил из телефона-автомата в Киев и доложил руководству о местах закладки и успешном завершении операции.
Потом завалился спать.
Проснувшись часа в два, он пообедал тем, что оказалось в холодильнике у Виктора Сильвестровича, и снова набрал номер телефона парня-левака.
Тот приехал в назначенное время к «Аркадии» и отвез Олеся на вокзал.
— Как сестра? — ехидно спросил водила, когда они расставались на привокзальной площади
— Нормально, — ответил Олесь.
— Ну-ну, — многозначительно ответил водила.
Уже садясь в поезд, Олесь вытащил старую симку из телефона и вставил ту, что дал ему отец.
В купе, в котором Олесь должен был ехать, уже разместились три мужика.
Олесь, Топаз, Савелий и Павел Алексеевич
Поезд мягко тронулся, и вскоре Одесса осталась за вагонными окнами. Все в купе словно ждали этого момента, заговорили шумно, с каким-то радостным надрывом.