Назавтра мы отчасти раскаиваемся, что заставили Винону работать. Джон Коул ведет ее к мистеру Чизбро и спрашивает, не согласится ли тот взять к себе в школу индейскую девочку, если она – полукровка и его собственная дочь. Этот джентльмен держит небольшую школу в каменном домике на задворках Перл-стрит. Он отвечает, что в городе этого не потерпят, и Джон Коул приводит Винону обратно и говорит, что порой ему хочется кого-нибудь убить, чтобы объяснение было доходчивей. Сам он, конечно, сроду в школу не ходил. Я, может, считал себя великим ученым, потому что в Слайго учился в школе несколько лет. Да, наверно, я так думал. Ну, говорит Джон Коул, как ты думаешь, ты сможешь научить ее чему-нибудь такому, чего она не узнала у миссис Нил? Я сказал, что вряд ли. Индейских школ в этих местах нету, поскольку индейцев отсюда выгнали много лет назад. Здесь, похоже, когда-то было главным племя чиппева. Черт возьми, говорит Джон Коул, как это в городе нет места для Виноны? В тот же вечер он упоминает об этом в беседе с элегантным Беулой Максуини, и тот говорит, что может учить Винону. Он говорит, что его прозвище – «поэт Максуини» и что он самолично сочинил штуки три песен, которые теперь исполняются в минстрел-шоу. Клянусь Богом, неужели, говорит Джон Коул. Да, отвечает Максуини, и я могу учить Винону три утра в неделю, потому что я работаю только вечером. Лучше и не придумаешь, говорит Джон Коул, а как это вы стали таким джентльменом, мистер Максуини? Отец мой был свободный человек, отвечает тот, он работал на Миссисипи на пароме и чего только не возил от англичан к испанцам и обратно. А где теперь ваш отец, спрашивает Джон Коул. Он уже упокоился, отвечает Беула, так давно, что, когда его хоронили, год еще начинался с цифр один и семь. Боже милостивый, восклицает Джон Коул.
Так ознаменовались лучшие времена в маленьком королевстве, которое мы построили, защищаясь от тьмы. Похоже, нам суждено, чтобы любое наше жилье располагалось у воды. Мы находим дом с видом на реку, с четырьмя спальнями, с крыльцом на улицу, это не лучшая часть города, и мы к ней подходим, как перчатка к руке. Как перчатка. Вы и не знаете, какая пестрая толпа составляет американский город. Во-первых, нищие ирландцы, всезнайки чертовы, они живут под протекающей лестницей и считают, что это дворец. Потом полукровки – индейцы, смешанные бог знает с чем. Потом черные, которые приехали, может, из Каролины или откуда-нибудь вроде. Потом китайские и испанские семьи. Мы поселились там, куда все эти люди возвращаются вечером с работы, – в основном с разработок гипса или после уборки домов у голландцев на другом конце города. Наш домовладелец – сам поэт Максуини. Он ведь копит деньги уже семьдесят пять лет, и теперь у него пять или шесть домов.