— Это что такое?
— Тряпочки! — ответила я.
— Хэрня какая-то! — подтвердил папа.
При ближайшем рассмотрении тряпочки оказались остатками турецкой парчи. Маман всхлипнула и грозно посмотрела на меня:
— Куда ты дела ткань? Продала, наверно, да? Как не стыдно!
Я стала клясться и божиться, что материала не трогала, а если бы и хотела его продать, то взяла бы весь отрез и не оставляла два рваных кусочка.
— Где-то я видэл такие тряпочки! — припомнил папа, почесывая затылок.
— Хватит тебе уже чесаться, все чешешься и чешешься, у тебя что — чесотка? — нервно прикрикнула маман.
— А ню вас на хрэн! У миня, можэт, энурэз! — ответил папа.
— Какой энурез? — зарыдала от смеха маман. — Ты хоть знаешь, что такое энурез?
— Да-а-а! У нас в армии бил человэк, чесался, сказали «энурэз», — и вошедший в роль папа и стал чесаться еще сильнее.
— Может, экзема? — поинтересовалась я.
— А, экзема! Точно! — вспомнил папа, тяжко вздохнул и пошел чесаться в коридор, бросив на ходу: — Ищо уши балят, а-а-ах!
— Скажи спасибо своей маме, которая в уши младенцев закапывала молоко с солью! — гневно проговорила маман.
Спустя минуту в дверь ворвался Армен, отвязал Майклушу и побежал в спальню.
— Это он атрэз испортил! — констатировал папа.
Армен отпираться не стал и рассказал, что действительно позаимствовал у маман немножко материи на портянки.
— Какие портянки? — охнула маман.
— Ну, портянки! Мне не нравятся ботинки, они как-то болтаются на ноге, я взял и портянок наделал.
— И где портянки? — прошептала маман, надеясь, что ежели ей не удалось спасти отрез, то удастся хотя бы собрать кусочки и что-нибудь из них соорудить.
— Портянки? — задумчиво сказал Армен. — Портянки я выбросил, когда они стали вонять, осталась только одна пара.
Армен пошел в коридор и вытащил из ботинок два кусочка парчи.
Маман всплеснула руками и пошла проверять шкатулку с золотом, испугавшись, что сын не только выкрал парчу, но и продал сережки с бирюзой. Сережки оказались на месте, но настроение было испорчено окончательно. Папа лег на диван, где и пролежал до вечера, жалуясь на экзему и больные уши. Армен убежал гулять, маман организовала грандиозную стирку, а я засела на кухне с книгой в руках.
Вечером нам с маман жутко захотелось селедки.
— Картошечки отварим! — сказала маман, ежась от холода, и попросила меня: — Сходи за селедкой в магазин!
— Водки купи-и-им! — жалобно протянул папа, до этого безмолвно лежащий на диване и притворявшийся спящим.
— Нет, уж, Кукушатня чертова! Хватит с тебя водки! — заревела маман. Кукушатня или Кукушонок — домашнее прозвище папы.