— Давай, — согласилась я.
Дошли до киоска, купили по бутылочке пива и нашли укромную лавочку.
Швидко посмотрел на небо и сказал:
— Теплеет уже, скоро совсем тепло будет.
— Ага, — ответила я.
— Ты что любишь читать? — спросил он.
— Всякое, я еще сама стихи пишу.
— А-а-а, слышал. А я люблю Мураками.
Минут сорок рассказывал мне про Мураками, какую-то заводную птицу и прочую ерунду.
Решила снова взять инициативу в свои руки.
— Ты со мной поговорить хотел о чем-то или как?
— Ага. Хотел, — сказал Швидко.
— Я тебя слушаю.
— Знаешь, — начал он, — я человек уже немолодой, ну, не мальчик, сама понимаешь. У меня много чего было в жизни. Женщины говорили, что я приношу им несчастье.
Ага, все-таки гей. Вот ведь, черт побери, досада.
— Я долго к тебе присматривался.
— Да уж, — вздохнула я.
— Я смотрю на тебя, ты такая молодая, красивая. Такая умная. Наверняка у тебя много поклонников.
Я кокетливо закатила глазки:
— Ну, хватает, конечно, но я не спешу.
— Вот я и подумал, на фига я тебе такой нужен, старый алкоголик От меня все равно толку не будет.
Стоп. Что-то я не пойму. Значит, он все-таки не гей?
— Ты не старый, ты очень даже замечательный. Ты добрый, талантливый. А выпить я и сама люблю. Для меня пол-литру водки раздавить, как два пальца обоссать, — лихо сказала я.
Про водку я, конечно, загнула.
— Да? А по тебе не скажешь, — удивился Швидко.
— Слушай, не томи уже, а? Ты что мне хотел сказать, что ты старый пьяница? Да? Ты поэтому меня на концерт пригласил? — возмутилась я.
— Нет, не поэтому, ты мне нравишься.
— Ну?
— Давай, это, может, попробуем, может, что-то у нас и получится? — сказал Швидко и нежно посмотрел на меня.
Этот взгляд я буду помнить всю жизнь. Никто и никогда не смотрел на меня с такой нежностью, такой надеждой и любовью.
— Поцелуй меня, — сказала я.
Швидко наклонился, и мы слились в долгом, жадном поцелуе. Домой мы возвращались поздно вечером. Он обнимал меня за плечи, гладил мои волосы и целовал руки. Перед подъездом крепко обнял меня и прошептал:
— Как же я счастлив!
— Я тоже, — ответила я и поцеловала его.
Зашла домой. Руки дрожат, ноги дрожат. В голове туман. На столе записка от мамы: «Мы поехали в гости. Борщ в холодильнике. Майкла уже выгуляли. Придет Армен — передай ему, что он негодяй».
Хорошо, что никого нет дома. Стала названивать Нане. Дозвонилась не сразу.
— Нана, Нана, мы поцеловались, он не гей. Он меня любит! — заорала я.
— Надеюсь, ты не подала виду, что тоже его любишь? — спросила Нана.
— Подала, еще как подала. Сказала, что уже давно мечтала о том, чтобы он меня поцеловал.