— Руби, — позвал он. — Подождите минутку.
Я резко остановилась. Он никогда раньше не называл меня по имени. Я подождала, пока он приблизился, его рука поднялась, чтобы погладить Баттер. Он улыбнулся ее мягкому подшёрстку.
— Это была красивая песня, которую ты пела, — сказал он. — Где ты её выучила?
Я немного помолчала. — Моя мама её пела.
Он кивнул. — Мне понравилось ее слушать. Я был… довольно меланхоличным сегодня.
Я почувствовала, как мои брови поднялись, и изо всех сил пыталась сгладить мое удивленное выражение. Брат Гамут утверждал, что Ледокровный в полной мере способны ощущать глубокие чувства, но я не привыкла думать о том, что у Аркуса вообще есть эмоции. Тем не менее, его признание в меланхолии было странно обезоруживающим.
— Хочешь поговорить об этом? — спросила я, удивляясь. — Моя мама всегда говорила, что разделение проблемы уменьшает нагрузку. Не то, чтобы это когда-либо сильно подталкивало меня делиться тем, что я чувствовала.
Его рот приподнялся с одной стороны. — Меня это не удивляет. Никто не сомневается в твоих чувствах.
Я ждала, что он продолжит. Но когда он больше ничего не сказал, я пожала плечами и подняла поводья, чтобы уехать.
— Брат Тисл сказал мне, что ты делаешь успехи на ваших уроках, — быстро сказал Аркус, словно не хотел, чтобы я уходила.
Я издала пренебрежительный звук. — Брат Тисл очень добрый. И терпеливый. Когда я замолчала, то пожалела, о том что сказала. Я не хотела признавать, что мои успехи были медленными. И я не была уверенна в том, что сделает Аркус, если решит, что я не стою его времени. — Тем не менее, я освоила больше пламя. Я могу передавать огонь из одной руки в другую, не теряя контроля над ним. И моя меткость улучшается.
Он кивнул, гладя Баттер по шее. Его ладонь была очень большой, с небольшим количеством темных волос и длинными неровными пальцами. Я задержала внимание, чтобы увидеть, насколько он нежен с животным.
Он поднял на меня глаза. — У тебя так и не было второго урока по владению мечом.
— Одного было достаточно, спасибо.
Его подбородок поднялся, и я почувствовала, а не увидела, как он смотрел на меня из-под тени капюшона. — Ты не можешь это решить.
— Так много свободы, которую ты обещал.
— Вот если ты выполнишь свою задачу.
— Если я выживу, ты имеешь в виду. И если я не утону в пруду.
Он вздохнул, его ноздри слегка расширились и выдохнул. Я получила истинное удовлетворение от проверки его настроения. Приятно было знать, что оно у него было. Это означало, что он что-то чувствовал, по крайней мере, некоторое время.
— Что касается этого, — сказал он, прочищая горло, — я не был лучшим учителем.