Так был ли он счастлив? Сознание, что он нужен, что от него ждут помощи и поддержки, прибавляло ему силы. А теперь?
В эти трудные дни ответственность его возросла вдвойне. На него смотрят, ему верят, и он должен быть спокоен, по-прежнему заниматься всеми делами и не допускать вражды, готовой вспыхнуть в любую минуту между католиками и протестантами. Но война уже пустила свои ядовитые ростки. Августинские монахи уже не встречают его, как раньше, с улыбкой, не останавливаются поговорить — опустив глаза, они спешат пройти мимо.
Отдает ли Ян Амос отчет в том, что в эти тревожные дни он избирает свой путь — невзирая на обстоятельства, на самые тяжкие удары судьбы сохранять самообладание и делать свое дело, черпая мужество в сознании долга, своей нужности людям? Вряд ли он задумывается над этим. Он поступает по велению совести, но каждый шаг неумолимо требует следующего, более трудного.
С наступлением лета Ян Амос отправляется пешком по Моравии. Налегке, с записными книжками в карманах, шагает он по дорогам и тропам, заходит в села и усадьбы, беседует с крестьянами, ремесленниками, господами. Страницы его книжек заполняются поговорками, преданиями, песнями — это для «Сокровищницы чешского языка». В особую книжку он заносит различные измерения для будущей карты Моравии, которую успеет составить еще в Фульнеке. Ее амстердамскими изданиями 1627 и 1664 годов будут пользоваться в течение всего XVII века. Эта карта и теперь во многих отношениях не утратила своего значения.
Существует глубокая внутренняя связь между различными работами этого периода, посвященными Моравии. Коменский как бы заново стремится открыть родину, богатства и красоту ее земли, ее людей, язык и поэзию, прошлое и настоящее. Словно предчувствуя разлуку, Ян Амос не может надышаться, наглядеться на свою милую Моравию. В приобщении новых поколений к ее культуре видит Коменский свой сыновний, учительский, гражданский долг.
В Моравии царит мир, но война неумолимо расширяет свои пределы, и если она придет сюда, то больше всего пострадают крестьяне, все бедняки. Мягкая, красочная, завораживающая красота родной земли, словно созданная для того, чтобы на ней жили счастливые люди, еще острее оттеняет бесправие, безысходную нужду крестьян.
Еще в Пшерове у Коменского родилась мысль рассказать о бедственном положении народа и обратиться ко всем христианам — всем, без различия состояния и сословия — с мольбой о помощи. Но тогда он не представлял себе, как это сделать. За два последних года, часто бывая в семьях бедняков, Ян Амос ближе узнал их. Когда он думал о крестьянах, то словно слышал их голоса, видел лица мужчин, из последних сил надрывающихся на поденщине; разбитых старостью и болезнями стариков; согнутых беспросветной нуждой женщин. Порой он не мог определить их возраст. Молодые женщины выглядели как старухи. Горькие жалобы стояли в ушах, отзываясь острой болью в сердце. А что, если и другие услышат их живой страдающий голос, если бедняки сами выскажут свои жалобы? Эта идея, неожиданно пришедшая в голову, взволновала Коменского. Теперь слова, которых раньше недоставало Коменскому, пришли сами, речь его полилась свободно, естественно, стремительно. Прислонившись спиной к дубу, в тени которого он присел отдохнуть после долгого пути, Ян Амос быстро пишет.