Похожие слова говорили многие. Людям жилось трудно. Все силы уходили на то, как добыть кусок хлеба, как выжить, как сохранить детей, — до сказок ли им? И все же Ян Амос замечал, что в сердцах людей всегда жила мечта о справедливости. И лишь тем, кого устраивал существующий порядок, были ненавистны философы, указывающие людям дорогу в лучшее будущее. Сколько отравленных стрел было пущено в одиноких мыслителей, дерзнувших подняться над своим временем! И что же? Что передали грядущим поколениям все эти императоры, папы, кардиналы? Что осталось от них, живших во времена Яна Гуса? Остался Ян Гус. Остался Табор, предвосхитивший самые смелые картины счастливого общества Мора и Кампанеллы, остались вожди Табора, их дела. Осталась в народе память, которая слилась с мечтой о справедливой жизни, достойной человека.
Нет, склоняясь в ночной тишине над рукописью «Дидактики», он, Ян Амос, не одинок. Книги, несущие людям свет, не умирают. Рушились города и государства, на их обломках возникали новые, народы рассеивались, а бессмертные творения разума живы! Мысли мудрецов не погибли — они дают все новые всходы.
Ян Амос подходит к книжному шкафу, достает небольшую книжку, бережно перелистывает ее. Это сочинения итальянского гуманиста Паджо Браччолини.[85] Как смело отбрасывает он различия между людьми, узаконенные властителями! «Тот, кто хвалится своим родом, чужое хвалит, а насколько выше давать свет другим, чем сиять чужим блеском, настолько лучше самому рождать свое благородство, чем получать его заслугою другого». Золотые слова! Имя Паджо Браччолини Яну Амосу особенно дорого. Будучи секретарем папской курии, он едет в Прагу с поручением вручить Яну Гусу приглашение прибыть на собор и вместе с ним возвращается в Констанц. Браччолини сумел подняться над предубеждениями, в плену которых он сначала находился. В своих письмах он дал правдивое описание позорного судилища над Гусом. Он был покорен личностью Яна Гуса, его душевным величием, бесстрашием, благородством.
Здесь, в Лешно, оторванный от родины, Ян Амос чувствует особенно остро духовную общность с мыслителями разных народов и времен, указывавших человечеству новые пути. Они будоражат мысль, укрепляют дух, побуждают к работе. Леонардо Бруни[86] с его трактатом «Против лицемеров», бесстрашный Ульрих фон Гуттен,[87] благородный Эразм Роттердамский,[88] за свою широту взглядов и терпимость запрещенный фанатиками-католиками, любимые Франсуа Рабле,[89] Мишель Монтень... Все они его союзники. Порой одна улыбка Эразма Роттердамского или шутливое поучение Монтеня, полное блеска, возвращают ему бодрость в минуты уныния. А что стоит хотя бы одна страница несравненного Рабле, гуманиста, мудреца, врача и великого писателя, умеющего, как никто другой, с веселым озорным смехом повествовать о вещах серьезных, в пух и прах изничтожить убожество и бессмысленность схоластического обучения и воспитания!