Три века Яна Амоса Коменского (Смоляницкий) - страница 79

Между прочим, Самуил рассказал, с каким интересом они, ученики старших классов гимназии, готовили к постановке под руководством Коменского написанную им пьесу «Воскресший киник Диоген,[97] или О сокращенном искусстве философствовать». Он это хорошо помнит, потому что сам играл Диогена.

— Спектакль всем понравился, — продолжает юноша, — а потом мы узнали, что члены синода[98] стали упрекать учителя в том, что он выбрал языческий сюжет и что главный герой — философ-язычник. Но учитель с ними не согласился.

— Мудрость, как и философия и искусство, не перестает быть мудростью от того, что она исходит от язычника, — проговорил Даниил, видимо повторяя мысль Коменского. — Жаль, что нам с Самуилом, — добавил он, — уже не придется сыграть и другой пьесе учителя, «Патриарх Авраам»[99].

— А над чем работает сейчас ваш учитель после издания «Двери языков»? — спросил Гартлиб.

— Пишет новое сочинение — «Дверь предметов», — ответил Самуил. — Я это знаю, потому что помогал ему. Другое его название — «Всеобщая мудрость христианская, содержащая классификацию и подлинные свойства всех предметов». Это будет золотая книга, книга всех книг!

Книга всех книг! Гартлиб улыбается горячности молодых людей. Но быть может, они правы. Кому, как не их учителю, пристало создать Пансофию — книгу всеобщей мудрости?

— Вы можете устроить, чтобы к вашему учителю попало мое письмо? — спрашивает он.

— Конечно, можем! — отвечают Даниил и Самуил одновременно. — Ведь мы обязаны извещать его о наших успехах.

Прощаясь с молодыми людьми, Гартлиб уже мысленно произносит первые фразы письма к Коменскому. Оно должно быть дружеским и сердечным, прочь обычные условности! А вместе с письмом он пошлет и какую-то сумму денег.


Глава седьмая. ЕВРОПА ОТКРЫВАЕТ ДВЕРИ


В ответ на дружеское письмо Гартлиба Коменский благодарит за внимание, заботу и подробно отвечает на вопросы. Завязывается переписка, и Ян Амос по просьбе Гартлиба посылает ему набросок Пансофии, к которому прилагает оглавление «Великой дидактики». С нетерпением он ожидает, что скажет просвещенный меценат. В этот трудный год Ян Амос особенно нуждается в поддержке — на свой страх и риск начал небывалый труд, который едва ли по плечу и нескольким ученым. Но Самуил Гартлиб молчит. Проходит месяц, второй, третий... Ян Амос не знает, что и думать. Неужто первый набросок будущей Пансофии так ничтожен, что не заслуживает ответа? А может быть, его пакет потерялся в пути? Но как это часто случается, когда надежда была почти потеряна, Коменский получает посылку. С волнением разворачивает он ее и не верит глазам: перед ним новая хорошо изданная книга на латинском языке, озаглавленная: «Введение к опытам Коменского из библиотеки С. Г., открытые врата мудрости, или Семинариум христианской Пансофии».