Когда подошло время покидать тюрьму, заключенные из крыла Б подробно проинструктировали его о дальнейших действиях Он прошел через металлические ворота и вышел на улицу, ни разу даже не оглянувшись на облупившуюся штукатурку высоких грязно-коричневых стен. Как ему и обещали в тюрьме, недалеко от ворот его ждала машина, а на заднем сиденье он увидел девушку, которая уже приготовила для него комнату. Они представились друг другу, потом заехали выпить кофе и коктейль из шотландского виски и взбитых сливок «а-ля капуцин», его угостили сигаретами, импортными, дорогими.
Теперь ему по полгода приходилось скрываться, по полгода находиться в бегах, а он тем не менее поражался охватившему его ощущению личной свободы, думая о том, как долго его крылья были сложены и расправились только за запертой дверью тюремной камеры.
Как–то он некоторое время жил в квартире вместе с человеком, которого все называли Шефом, через открытую дверь он видел его лицо в профиль, густую бороду. Он был невысокого роста, в глазах и линии рта чувствовалась недюжинная сила. Теперь Шеф находился в тюрьме на острове Асинара. Говорили, что он стал жертвой предательства.
В другой раз, случайно заглянув в спальню, чтобы отдать сигареты, за которыми его посылали, он увидел спящего человека, в котором узнал лучшего специалиста в Движении по организации взрывов. Говорили, что его тоже кто–то предал, и он получил пожизненное заключение в тюрьме на каком–то острове.
Джанкарло вспомнил еще один момент, когда он вместе с Антонио Ла Мушио и Миа Вьянале сидели на ступеньках церкви, и они ели сливы, а сейчас он уже в могиле вместе с положенным рядом карабином, а она гниет в тюрьме в Мессине.
Тяжелые и опасные то были времена, только в последнее время стало немного поспокойнее, благодаря опыту и благоразумию Франки.
Но, несмотря на сжимавшуюся вокруг них сеть. Франка в последнее время отвергала безопасность бездеятельности. Она говорила: «Двести пятьдесят левых политзаключенных находятся в тюрьмах, и многие думают, что скоро одолеют нас. Об этом уже говорят по телевидению, в конгрессе. Мы не должны прекращать борьбу, нам надо открыто демонстрировать, что мы не побеждены, не уничтожены». Франка не сыпала наивными призывами и лозунгами, как это делал первый командир Джанкарло. Она не употребляла избитые штампы, вроде «враги пролетариата», «репрессивные силы», «капиталистическая эксплуатация». Это немного смущало юношу, поскольку зги термины стали частью его жизни, прочно вошли в его лексикон. Свой гнев Франка выражала без слов, самоотверженность — сжатым, побелевшим указательным пальцем правой руки. Три человека, прикованные к больничной постели, и еще один, который находился в частном доме под присмотром сиделки, — такова была ее месть за людей, которые уже никогда не выйдут на свободу, не будут гулять со своими детьми, не лягут в постели со своими женами.