Но ты же никого никогда не обидел в своей жизни, ты даже не знаешь, как это делается.
Фургон тронулся с места.
* * *
Они медленно въехали в деревню, которая называлась Пьетрамелара. Водитель без труда нашел то, что им было нужно. Бар, рядом с которым висел знак, что здесь есть телефон-автомат. Один из них вышел из кабины, оставив там своего напарника, и почтительно кивнул проходившему мимо местному священнику. Он, вероятно, торопился домой к обеду и улыбнулся ему в ответ. Разговор в баре не был прерван его приходом. Вошедший достал из кармана горсть жетонов для телефона-автомата, из нагрудного кармана вынул пачку сигарет. С внутренней стороны ее крышки был записан нужный ему номер телефона. Для разговора с Римом требовалось шесть жетонов. Код города он помнил — 06, а затем аккуратно набрал семь цифр, указанных на пачке. Услышав ответ, он произнес всего несколько слов — свое имя, название деревни и то, что поездка заняла восемь часов.
Были ли сложности?
Никаких.
На другом конце провода повесили трубку. Водитель фургона не знал даже, с кем говорит. Назад он шел, думая уже о дороге, которая предстояла. Ехать надо было долго, к самой подошве итальянского сапога, в горный край — Калабрию. Сегодня ночью он будет спать уже в собственном доме, прижавшись к прохладной груди своей жены.
После этого звонка те, кто организовал похищение Джеффри Харрисона, могли вступать в контакт с семьей англичанина. Теперь они были уверены, что их товар находится вне досягаемости полиции, что все кордоны и дорожные патрули успешно преодолены.
* * *
Клаудио стоял, засунув руки в карманы, посреди толпящихся группами провожающих. На их лицах была печать некоторого уныния, даже печали от расставания с поездом, только что скрывшимся за поворотом. Вот уже и не слышно шума от стука его колес. Марио и Ванни, устроившись в мягких креслах серого вагона с надписью РЕДЖИО КАЛАБРИА, уехали за девятьсот километров к югу. Они оставили Клаудио одного, тосковать без друзей. Для него это было все равно, что умереть — одному остаться в этом чужом бессердечном городе.
Он лишь один раз махнул рукой, просто, без всякой демонстрации, слабо шевельнул пальцами, так вяло, будто эта жара повлияла даже на его чувства, сумела извратить их.
Когда он вместе с Марио и Ванни шел вдоль платформы, то хотел, плюнув на все, тоже уехать вместе с ними. Но страх перед людьми из организации был так велик, что Клаудио тут же выкинул эти мысли из головы. Еще недавно он не относился так всерьез ко всем этим приказам и инструкциям. Но теперь он понимал, что за все приходится платить, может быть, даже собственными, пусть роскошными, похоронами, с двумя или больше священниками, с мальчиками, поющими в хоре, огромным количеством цветов, достаточным, наверно, чтобы завалить все кладбище, и таким количеством слез, что умершему и впрямь покажется, что его оплакивают. Поэтому Клаудио и остался, и слонялся теперь по перрону. Он поедет завтрашним поездом.