— Вона… — протянул казак, скосив блестящий глаз на тщедушную с виду фигуру юного специалиста. — А на кой нам ляд энто ваше ликтричество?
— Как на кой? — встрепенулся юноша. — Для света. Чтоб светло в хатах было, для машин в коммуне и вообще…
— В коммуне, говоришь? — в голосе казака появилась неприятная интонация. — Да ты, случаем, не к богомазу направляешься?
— Ага, — подтвердил Казбек, — к Тихону Евсеевичу. Меня райком комсомола направил в распоряжение председателя коммуны…
— Тпру–у!!! — заорал вдруг возница, натягивая вожжи. — А ну слазивай! — предложил он своему незадачливому пассажиру, подкрепляя слова красноречивым движением локтя.
— Да ты что, дада? — юноша вскинул на казака по–детски удивленные, большие, как небесная синь, глаза.
— Черт тебе дада! — плюнул казак в придорожный бурьян. Ласковость в его голосе сменилась откровенной злобой. — Слазивай, тебе говорят! — он пнул ногой чемодан и угрожающе поднял над головой свитый из сыромятных ремней кнут.
Казбек слез с тачанки, наклонился над сброшенным в пыль чемоданом.
— Господи! Прости мою душу грешную, целую версту, почитай, вез антихриста… — казак осенил размашистым крестом кудластую, густо посеребренную сединой бороду и хлестнул кнутом по лошадям. Парень остался один посреди розовой от защитного зарева и цветущих бессмертников степи, над которой в набухающем синевой небе уже неуверенно вспыхивали то здесь, то там первые звезды. Вот же не повезло. А все из–за своего дурацкого языка. Зачем было откровенничать с незнакомым человеком? И вообще, кто его гнал пешком сегодня в эту коммуну, да еще глядя на ночь. Ведь Кокошвили ясно сказал, что торопиться со станцией не следует, все равно для нее еще не заготовлено оборудование — даже генератора нет, что ему, Казбеку, нужно только изучить местность и наметить кратчайшую прямую для электролинии от Терека к коммунарскому поселку. Казбек улыбнулся, перекладывая ручку чемодана из ладони в ладонь: откуда было знать заведующему электротехнической частью в районе, что влекут юного монтера в коммуну не столько изыскания, сколько сердечные дела.
Подслеповатые окошки станичных хат тускло желтели в темноте, отбрасывая на дорогу расплывчатые тени перекошенных рам, и уже повисла золотым нимбом над церковным куполом луна, когда наш юный спутник ступил наконец на станичную площадь. Справа — церковь, слева — сельсовет, а впереди — вон она, хата Трофима Калашникова. У Казбека от волнения сильнее застучало сердце: сколько лет прошло с тех пор, как виделся с дружком в последний раз. «Мы и тебе найдем невесту, — вспомнилось само собой обещание молочного брата, — в Стодеревах ими хучь пруд пруди».