Казбек оглянулся: вздымая дорожную пыль, его нагоняла запряженная парой лошадей тачанка.
— Тпру–у, окаянные! — с передка тачанки свесилось бородатое лицо: — Далече ширкопытишь, мил человек?
Казбек переложил из руки в руку ремешок фанерного чемоданчика, заискивающе улыбнулся:
— Нет, дада, недалеко, в Стодеревскую.
— Гм… недалеко, — ухмыльнулся хозяин тачанки. — До Стодеревов, почитай, ишо верстов восемь, а то и поболей. Ну, давай твой чемойдан, залазь в тачанку.
Казбек не заставил себя долго уговаривать, сунул надоевший за дорогу ремешок чемодана в ладонь случайного доброжелателя, легко вскочил на железное крыло замедлившего ход экипажа.
— С золотом он у тебя, что ли? — проворчал хозяин тачанки, ставя чемодан сбоку от своих сапог и полуоборачиваясь к пассажиру.
— Ага, с золотом, — отозвался шуткой на шутку юноша.
— Ты гляди тама не подави чего, прилепись с краю и ногами не того…
— Хорошо, дада.
— Ты чего, ай не русский?
— Ага, нерусский, осетин я.
— Я так и смекнул. Но, чумовые, обрадовались! — стегнул ременными вожжами по лоснящимся крупам лошадей старый казак.
Некоторое время ехали молча. Казбек, втиснув ноги между бидоном, ящиком и какой–то покрытой рогожей рухлядью, откинулся на спинку сидения и даже глаза закрыл от удовольствия. Недаром сказано, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
А еще говорят, что мир не без добрых людей. Вот ехал мимо человек и подобрал его, пешего. И вообще, на свете хороших людей больше, чем плохих.
— Заснул ты там, что лича? — донесся к нему голос возницы.
— Нет, не заснул, задумался мало–мало.
— Правильно, в дороге спать нельзя.
— Почему?
— Убить могут по нынешним временам.
— За что, дада?
— А так, ни за што. Это хорошо, что я добрый человек, — казак снова обернулся к пассажиру и окинул его таким пронзительным взглядом, от которого у Казбека пробежали по спине мурашки, — а то б ножом чирк по горлу — и в бурьян, а денежки себе за пазуху. Так–тося…
— Да у меня и денег всего полтора рубля, — поежился Казбек.
— Полтора рубля тоже в грязе не валяются. К тому же сапоги на тебе нечиненые, рублев на пять смело вытянут. Да и пиджачишко какой ни на есть. Про чемойдан я уж не гутарю…
— А в нем один лишь инструмент.
— Так ты сапожник, стало быть?
— Монтер.
— Чаво?
— Монтер, говорю.
— Энто как же понимать, по лошадиной части, что ли? Вроде коновала?
Казбек рассмеялся.
— По части электричества, — ответил он, половчее укладываясь на соломенную подстилку.
— Ась? — казак наклонил заросшее сивым волосом ухо.
— Электричество проводить буду! — крикнул пассажир, перекрывая своим голосом стук колес и подавляя в себе неприятное чувство, вызываемое необходимостью открывать рот в облаке поднятой конскими копытами пыли.
