— Я против вот этих всех расставаний! — обозначил свою позицию Копестиренский, — хоть на время, хоть навсегда.
— А я и не предлагаю нам расставаться. Я предлагаю взять паузу.
— Те же яйца, только в профиль!
— Нет. Подумай над моими словами, и все поймешь…
И он думал. Честно и откровенно, вывихивал себе мозги, вытаптывая дорожки на ковре в своей комнате. Стелла сказала, что он заставляет ее платить за чужие грехи, намекая на Ларку, конечно. И, положа руку на сердце, так оно, наверное, и было… Артур злился. Не на Стеллу. На себя. На то, что настолько это все его потрясло, что и теперь, спустя почти два года, не отпускало. Не давало жить, двигаться дальше! Не давало в полную силу насладиться женщиной, которая в других обстоятельствах ему вообще никогда не светила! А тут… Господи, ее слова! Кому рассказать, что они с ним сделали. Вывернули наизнанку. Вынули душу. Казалось, Стелла озвучивала все то, что кипело в его голове, но в чем он сам себе даже признаться боялся. Нарисовала ярко, в красках, живые образы, да так мастерски, что он их будто своими глазами увидел. И как они спорят, кто малого в сад повезет, и как целуются потом, в две руки готовя ребенку завтрак. А, главное, пацана увидел, словно он, и правда, напротив него сидел, бросая под стол колбасу, которую тут же сметали собаки. Темненький, и почему-то на него похожий! И скажи, что от донора парень родился, а не от него. Артура Копестиренского. Впрочем, вряд ли бы он любил своего сына больше. Для него вообще не имело значения, родной ли тот ему по крови или нет. Артур верил в существование более тонкой связи. Эфирной, практически невидимой. Но до того прочной, что ее разорвать нереально. И он сердцем чувствовал, что, стоит ему только этого ребенка увидеть — примет он его от и до. Что в тот самый миг, в миг их первой встречи, судьба сплетет их судьбы навеки.
В общем, идея Стеллы с расставанием ему как серпом по причинному месту была. Он не мог с ней смириться, и то и дело нарушал очерченные Стеллой границы. То фотографию в Вайбер кинет, то аудиозапись, то сообщение, на которое Золото всегда отвечала, тем самым хоть как-то облегчая его в ней нужду. А он часами пересматривал фото из их прошлой, почти совместной жизни, и все сильнее утверждался в мысли, что она стоила того, чтобы рискнуть. Чтобы поставить на кон все! Вот, все, подчистую! Обозначить свои намерения четкими линиями, позволить Стелле без страха поселиться в собственном сердце и быть в нем, как дома. Поставить себя под удар, но верить, что она никогда не ударит исподтишка. Любить вопреки всему — ведь так просто!