— Ладно… Думаю, нам нужно немного остыть. Подумать. Побыть в одиночестве…
— Это такой красивый способ дать мне пинка под зад?!
Стелла поймала черный, какой-то сумасшедший взгляд Артура и медленно покачала головой:
— Нет, это способ прийти с собой в равновесие. Думаю, ты должен решить, чего хочешь. Еще раз все хорошенько взвесить, обдумать, помедитировать…
— Помедитировать? Боюсь, что даже мозоли на заднице от каждодневного сидения в позе для медитации не сделают из меня просветленного!
— А ты попробуй. Просто попробуй отпустить ситуацию, — в глазах Стеллы мелькнули слезы, а у него зубы свело, — и тогда, увидишь, сразу все встанет на свои места.
— Ты меня прогоняешь…
— Нет, — мягко улыбнулась женщина, — я даю нам время подумать. Я за голую правду, какой бы она ни была.
— Голую правду никто не любит, Стелла. Одни ее пытаются одеть, другие — содрать кожу!
— Ты поэтому боишься?
— Я ничего не боюсь!
Стелла опять улыбнулась. Еще бы он признался в собственной слабости! Она не рассчитывала на это от слова «совсем».
— Замечательно! И в этом мы с тобой похожи. Правда в том, что я люблю тебя, Копестиренский. Ужасно люблю, нечеловечески даже. Это чувство делает меня жадной. Я с таким отчаянием ловлю каждый твой взгляд… я так стремлюсь к тебе, и мне всё мало! Хочу тебя навсегда. С печатями в паспорте и дурацким видео, снятым в загсе. Хочу тебя каждый день, каждую секунду. Хочу тебя за завтраком, обедом и ужином. Сегодня, завтра и на всю жизнь вперед! Хочу воспитывать с тобой детей. Спорить, кто повезет их в сад, а кто поспит подольше… Я хочу провожать тебя и встречать. Дурачиться, как малые дети, и вести заумные философские беседы. Я хочу состариться с тобой, а потом жаловаться подругам на то, каким сварливым дедуганом ты стал. Я… люблю тебя, Артур. Очень.
Напоследок Стелла погладила его старательно выбритую щеку и скользнула в салон машины. Опустила стекло:
— Садись, подкину тебя до дома.
Атур хотел было заартачиться, взыграла в нем злость, но потом так же быстро мужчина сдулся. Он не представлял, как будет теперь… Без нее. Он совершенно не поддерживал идею о том, что им нужно на время расстаться. Подумать! Ну, о чем здесь думать, ей богу?! Она ведь все для него. Абсолютно! Так почему, когда он хочет об этом сказать, язык присыхает к небу? Неужели, и правда, виной всему — его застарелые раны? Хотя, если так разобраться — смешно. Он же не какая-нибудь кисейная барышня. Он — мужик! Столько всего на своем веку повидал: грязи, вероломства, предательства. Но стерпел ведь, не сломался. А тут… Смешно сказать, бабской измены не выдержал! Ларка — будь она проклята!