Живот скручивает от страха, и я оглядываюсь, задерживая взгляд на потолке, пробегая в уме по своим тренировкам, как по нудному списку. Не обращай внимания. Не дай ему того, чего он хочет.
— Возможно, ты сможешь разрешить для меня спор, — бормочет мужчина, направляясь в мою сторону и опускаясь на корточки неподалеку. — Моя жена говорила, что военные не открывают свои больницы мирным жителям, потому что это снизит мотивацию развивать наши собственные. Я всегда говорил ей, что это потому, что вы кучка садистских ублюдков, которые хотят смотреть, как мы умираем.
— Мы не пускаем гражданских лиц в наши больницы, потому что эти «мирные жители» так же склонны ходить с оружием, как и с ранами. — Но этот довод не лучшее для него объяснение. Я не уверена, что он слышит меня.
— Слишком хороша, чтобы говорить со мной, trodaire? Посмотри на меня. — Мужчина протягивает руку, чтобы схватить мой подбородок, обращая мое лицо к свету. Я сжимаю челюсти, и его собственное лицо вытягивается. — Вы люди, — шепчет он, его голос немного дрожит. — Если бы у тебя была хоть самый маленькая частичка человеческой порядочности, ты бы никогда не отказала шестилетнему мальчику в лечении, которое спасло бы его жизнь.
Мои глаза дрогнули, встретив его взгляд, прежде чем я успела остановить этот импульс.
— Ах, — тихо говорит он. — Вот оно. Думаешь, мой сын поставил бы под угрозу безопасность базы? Все еще думаешь, что ты, обрекая детей на смерть, лучше нас?
Дерьмо. Он потерял семью. Это объясняет его взгляд. Я не отвечаю, глядя сквозь мрак. Так легко увидеть злую восьмилетнюю девочку, оглядывающуюся на меня, словно пространство между нами это зеркало, как будто последних десяти лет моей жизни никогда не было.
— Я задал тебе вопрос. — Мужчина с рывком отпускает меня, что отправляет меня на землю, мои руки дергаются от веревки и это посылает мучение моему раненому боку. Я выпускаю непроизвольный крик боли, лицо мятежника размывается у меня перед глазами от головокружения. — Ты думаешь, ты лучше нас?
Я стараюсь не задыхаться, пытаюсь успокоить дыхание, но лихорадка прямо горит в глазах человека. Его кровожадность в действии, обжигает в ответ на мою боль.
— Ты думаешь, что игнорирование меня заставит меня уйти. Но я терпеливый человек, капитан Чейз. Твои люди научили меня этому. Быть терпеливым. Просить каждый кусок еды, каждую дозу лекарства. — Он наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своем лице, когда он снова говорит. — Я научу тебя, как просить, trodaire.
Его рука дергается и ударяет мою голову об камень, ладонь бьет меня по глазам. Он встает на ноги, а затем его ботинок ударяет меня по ребрам — мой взор затуманивается, воздух, со стоном выходит из меня, прежде чем мозг реагирует на боль.