— Я пошел.
И направился вниз. Но Барковский его окликнул:
— Макс, погоди! На два слова.
Они спустились этажом ниже, остановились.
— Слушай, я все понимаю… — начал Барковский.
— Ты о чем?
— Ну… До моего прихода ты был лидером класса — как ты, наверно, думаешь. На самом деле все тебя боялись, ты же весь такой «special»…
— По-русски говори.
— Если по-русски, завязывай ревновать, Макс. Ребята к тебе отношение не поменяют, если ты будешь в обиженного мальчика играть.
— И зачем же тебе, Барк, надо, чтобы я в твоем коллективе тусовался? — спросил Юров. — Чего ты ко мне лезешь? То в «Спарту» вашу сраную играть, то форум какой-то изображать… Я-то тебе зачем? Вон у тебя целое стадо, только свистни!
Барковский сменил доверительный тон на более жесткий.
— Мне ты на хрен не нужен. А вот им — да. Они не стадо, они, как ты верно сказал, коллектив. И у них сейчас сложный момент. Они хотят быть вместе, вот как кулак, в котором все пальцы вместе, понимаешь? А ты как заусеница, Макс. За все цепляешься. Неприятно.
Юров усмехнулся:
— Интересно, что ты о них в третьем лице. «Они», «у них»… Ты чужой! Это ты заусеница, Барк. Ты! И смотри, как бы я тебя… не отстриг.
Он повернулся и ушел. А Барковский вернулся к классу. И увидел, как Худяков подобрал с пола чей-то мобильник.
— Гляди-ка, у Юрова труба выпала, — сообщил он. — Я догоню.
Но Барковский решил иначе:
— Не надо! Давай мне. Мы с ним встречу забили через полчаса, я передам.
Худяков протянул ему мобильник, и Барковский спрятал его в карман. После чего открыл форум:
— Что у нас плохого?
— Это ты нам скажи, — предложила Суворова. — Ты же с участковым подружился.
— С участковым все нормально, — ответил Барковский. — Отнесу ему ваши таблички, и он отстанет. Всё?
И тут внезапно поднялся Марат:
— Я беру слово.
Все глядели на него. Он некоторое время мялся, потом заявил:
— Короче, мне нужны деньги. Много.
Худяков усмехнулся:
— Насмешил! Кому они не нужны?
Барковский сформулировал вопрос иначе:
— Сколько тебе нужно и зачем? Правило форума, забыл?
Марат снова замялся, но отступать было уже поздно. И он сказал:
— Я… болен. Я слепну.
Все замерли. Только Худяков не удержался и пробормотал:
— Здравствуй, жопа, Новый год…
…А капитану Крюкову в это время снился кошмар. Этот кошмар преследовал его уже год, снился почти каждую ночь. Вот и теперь он видел, как они с Аней Липатовой — еще вовсе не советником третьего класса, а таким же капитаном, как он сам, с его любимой и желанной Анькой, сидят в салоне ее машины. Хотя это неправильно сказать — «сидят», потому что они страстно обнимаются. Между поцелуями Крюков расстегивает блузку Ани, затем застежку лифчика… Аня глухо стонет… Вот она высвобождает руки, стаскивает с пальца обручальное кольцо…