— Я тоже умею делать сюрпризы. Особенно неприятные. Пока.
…Младшие все не шли. Ира Шорина взглянула на часы. Они же в садик опоздают! И она решительно вошла в подъезд, в который дала себе слово больше не входить.
Звонить в квартиру пришлось довольно долго. Наконец дверь открылась, и появилась мрачная, рано состарившаяся женщина — Вера, мать Ирины.
— А, это ты… — сказала. — Я думала, врач. Врача жду.
— Что с мелкими?
— Не знаю; обсыпало. Может, краснуха, а может, обожрались чем-то. Мой вчера мандаринов припер целый пакет. Я к вечеру умаялась, прилегла, а они все и слопали.
— Ой, ладно, умаялась. Напилась опять?
Мать не ответила. Оглядела дочь, сказала:
— А ты изменилась… Зайдешь?
— Мне в школу надо.
— А ты еще учишься? — удивилась мать. — Я думала, раз из дома ушла — бросила. Я, как из дома ушла, так и школу ко всем чертям послала, чего на нее молодость тратить…
— Слушай, я после школы зайду, — сказала Ирина. — Если врач рецепт оставит, сама не ходи, я все куплю.
— Как скажешь, дочка, — отвечала Вера. — Ничего, что я тебя дочкой называю?
— Нормально. Так ты не ходи никуда, ладно, мам? — сказала Ирина. Повернулась и стремительно пошла вниз, стараясь не разреветься.
…Как обычно, Галина Белодедова подвозила дочь в школу. По дороге робко спросила:
— Наташ, расскажи, как это… ну, как это выглядит?
— Ну, представь, что посреди картинки такой темный прямоугольник, — объяснила Наташа. — Вот как в кино бывает сверху и снизу такая черная рамка. А у меня наоборот — в середине темно, а по краям… еще вижу.
— Не ходи ты в школу! — взмолилась Галина. — Я прошу тебя! Я не могу тебе ничего запрещать, но давай ляжем в больницу прямо сейчас, поедем и ляжем. Я боюсь за тебя, я…
— Да не бойся, внуков не будет, — холодным тоном ответила Наташа.
Этого Галина совсем не ожидала.
— При чем это тут?! — воскликнула она.
— Мам, я слышала, как ты вошла, я знаю, что ты знаешь. Я знаю, как тебя все это беспокоит, но…
На этот раз мать прервала монолог дочери:
— Да плевала я на это! Пусть ходит, пусть живет у нас, пусть! Только бы ты видела! Как мне тебя уговорить на операцию, что мне сделать? Опоить тебя, что ли? Силком увезти?
— Ты ничего не сможешь сделать, мам. Я все решила.
— Ты не можешь ничего решать, ты еще маленькая девочка!
— Зато я сильная, — заявила Наташа. — И я делала вещи, которых ты не делала никогда. И видела достаточно, чтобы больше не видеть. А ты слабая. Ты боишься. И боишься не того, что я ослепну, а того, что на шее твоей повисну. А ты за бабушкой четыре года ухаживала. Ты молодая еще, ты мужика хочешь завести. А если бы ты была сильная, ты бы бабушке помогла уйти, потому что она не жила эти четыре года, а мучилась. Самое ужасное, что и мне ты ничем не поможешь. А я сильная, я все решу сама.