Он дочистил зубы и пошел открывать. В квартиру буквально ворвался Сотников. И сразу же схватил Барковского за горло, прижал к стене.
— Твоя работа?! — прорычал он.
— Ты чего? Пусти! — отбивался Барковский.
Тут в коридор выскочила Шорина, вооруженная бейсбольной битой. Замахнулась ею на Сотникова, закричала:
— Руки убрал! Убрал, я сказала!
В ее голосе была такая ненависть, что Сотников подчинился: отпихнул Михаила, с удивлением посмотрел на Иру.
— Ну, ты совсем охренел, — сказал. — Она же ребенок…
— А я кто? Тоже ребенок, — произнес Барковский с непонятной интонацией. — Душишь маленького мальчика, дурак большой.
Сотников скривился, сказал:
— Надо поговорить. Наедине. Сейчас!
— Пошли на кухню, если ты успокоился.
— Я спокоен. Я абсолютно спокоен!
Они направились на кухню. Проходя мимо Шориной, Сотников остановился, спросил:
— Папа знает?
Ирина была удивлена: откуда этот чужой человек знает про ее отца? Ответила:
— Не ваше дело.
После чего вопросительно взглянула на Барковского. Взгляд означал: все нормально? Не нужна ли помощь? Он ответил:
— Все нормально. Это мой… друг. Иди за малышами.
— Ты уверен?
— Иди.
Когда за Ириной закрылась дверь, Барковский прошел на кухню, где Сотников жадно пил воду прямо из-под крана. Спросил:
— И в чем дело?
— Меня обокрали, — объяснил Сотников. — Вынесли из офиса сорок тысяч евро. Прямо из сейфа. Ничего не взломали, просто ввели код.
— И ты думаешь, что это сделал я?
— Я знаю, что это сделал ты, — поправил Сотников. — И ты мне все вернешь. Или…
— Или что? — с невинным видом спросил Барковский.
После чего пошел к плите и поставил на огонь чайник.
— Не знаю, чем тебе помочь, ну правда, — сказал. — Вот чего ты от меня хочешь?
— Верни деньги.
— Да я их не брал, чем хочешь поклянусь, — заверил Барковский. — В глаза их не видел. И потом… Ты не этого хочешь. Что тебе эти жалкие сорок тысяч? Ты хочешь, чтобы я тебя боялся. А я тебя не боюсь.
Тут Сотников внезапно развеселился.
— Да? — спросил. — А почему ты меня не боишься, Миша?
— Потому что не может же Франкенштейн бояться своего создателя? — отвечал Барковский.
Сотникову стало совсем весело.
— Ты — маленький темный дурачок, — сказал он почти ласково. — Чудовище не имело имени, а Франкенштейн — имя его создателя. И, кстати, тебе все же следует меня бояться. Я тебя породил, я тебя и…
И он сделал жест, словно разрывает что-то на части. Однако Барковского этим не испугал.
— Да, я темный, я не знаю, откуда это, — согласился он. — И мне пора в школу. У нас сегодня контрольная по биологии. Можно, Алексей Петрович?
Сотников усмехнулся: