Вдобавок к этому рядом с рестораном явно находится какое-то болото. С веранды его не видно, потому что оно загорожено пролеском, какие растут рядом с нашим городом вдоль шоссе. Но я уверена, что от наших ржавых стульев рукой подать до какой-то речушки, ручья или одного из десяти тысяч озер Миннесоты. В общем, дело в том, что я чувствую этот мерзкий летний запах, будто водоем вспотел от жары. Я всасываю воздух большими глотками, пытаясь успокоиться, и гнилостный запах перемешивается со вкусом пищи у меня во рту. Горечь, как от забытого дня рождения.
Молчание растягивается и становится опасным. Неловкая тишина между нами – точно струна на бас-гитаре Брэндона. Еще один поворот колка – и наше вымученное празднование разорвется напополам.
Клинт, видимо, тоже это чувствует. Он отодвигает тарелку и говорит мне «пошли».
Я не знаю, куда мы идем, но я рада: где угодно будет лучше, чем здесь.
Клинт запускает руки в высокую траву. Я в ужасе – правда буквально в ужасе — когда он поднимает с земли большой оранжевый шар.
– Что ты делаешь? – рявкаю я, когда он ударяет истертым мячом о землю. Медленно, очень медленно, Клинт кидает мяч мне. Тот ударяется о бетон и прыгает мне навстречу.
У меня срабатывает инстинкт: я вытягиваю руки и ловлю мяч. Боже правый, я ловлю его; он ударяет мне в ладони, и я чувствую шершавое покрытие. Со времени того броска крюком я ни разу не прикасалась к мячу. Я машинально подношу мяч к носу и нюхаю. Он пахнет чем-то живым; пахнет землей. Как обычно.
– Покажи мне, на что ты способна, – говорит Клинт и, опустив руки, хлопает в ладоши.
Этот идиот что, не знает, что одно прикосновение к мячу поднимает во мне волну самой невыносимой боли?
Это как дотронуться до руки любимого человека, когда он говорит тебе «нет», качая головой. Вот как я себя чувствую, касаясь мяча. Как будто глядишь в глаза любимого человека, который внезапно решил, что не станет любить тебя в ответ. Я тебе не достанусь.
Я передаю Клинту пас и опускаюсь обратно на стул.
– Эй, да ладно тебе! Просто покидаем мяч.
Мои внутренности разъедает жгучее пламя.
– У меня свои причины. Мне нельзя прыгать. Доктора говорят, что нагрузки…
– Тебе необязательно прыгать, знаешь ли.
– Это не одно и то же.
– Там, у входа, ты сказала мне, что любишь историю, – говорит Клинт. – Помнишь?
Я пожимаю плечами. К чему это он клонит?
– Баскетбол – это твоя история. Почему тогда ты его разлюбила?
Я смотрю на него в упор.
– Что ты знаешь о том, что я люблю? Зачем ты перевернул мои слова? Я не имела в виду… Баскетбол – это вообще другое.