Две недели до любви (Шиндлер) - страница 54

Он говорит громко, пытаясь перекричать радио. Мерзкое радио.

– …продолжаются поиски Розалин Джонсон, – объявляет диджей. – В последний раз девочку видели на турнире по хоккею, который проходил на озере поблизости от

– Я знал, я сразу понял, – говорю я. – Она не пришла, и я сразу понял, что что-то случилось. Но я продолжал играть? – Я крепче хватаюсь за руль.

– Это не твоя вина, Клинт, – настаивает папа (он повторяет это все восемь часов, что мы едем). – Если бы ты немного отдохнул…

– Ага, конечно. Отдохнул. Мы даже не знаем, где она. Мы не знаем, что с ней. А что-то явно случилось. И в этом есть чья-то вина. Я не буду останавливаться, чтобы тупо спать.

Я жму на тормоз и съезжаю с дороги. Перевожу коробку передач в нейтральное положение.

– Так почему ты тогда остановился?

Но я думаю, что папа, еще не договорив, уже знает ответ.

Впереди по заснеженным ветвям мечутся красные и синие огни. Дорогу перегородили полицейские машины. Внезапно я понимаю, что вышел из грузовика и бегу туда.

– Клинт! – зовет папа.

Но я уже скольжу вниз по склону, и ботинки мои проваливаются в снег на добрые десятки сантиметров. Снег хрустит под папиными ногами за моей спиной; он пытается догнать меня. Легкие горят от холода.

Впереди маячат черные униформы. Кто-то из них замечает меня и поднимает вверх руку:

– Сынок! Тебе не следует здесь быть.

– Рози? – хриплю я. – Рози?

Папа ловит меня за капюшон парки, но я вырываюсь. Я бегу вперед, проваливаясь глубже. Все кричат, и я теперь вижу – ясно вижу – разбитое лобовое стекло и эту чертову белую крышу, которую занесло снегом. «Мазда-Миата» с проломанной крышей. Она скатилась вниз, думаю я, и мои глаза перебегают от машины обратно на шоссе. Я проезжал мимо этого места сотню раз за последние пару дней. И я просто ее не заметил. Она всегда ездила так быстро, настоящая маньячка. Даже в плохую погоду. Сколько раз я предупреждал!

Полицейские собираются вокруг меня, поднимают руки вверх и зовут: «Сынок, сынок…» Я медленно начинаю понимать, что крик, от которого у меня вибрирует череп, – мой собственный. Рози!

– Смотри, вот тут! – От голоса Челси пейзаж вновь зеленеет. Полиция исчезает, появляются почва и растения. Машины проносятся по шоссе над моей головой; им невдомек, что случилось два года назад в этом самом ущелье. Но я трясусь с ног до головы.

Рози больше нет.

Я иду навстречу Челси. Она опустилась на колени рядом с нежным, свежим цветком. Вспышка камеры. Челси протягивает руку к орхидее – наверное, собиралась сорвать, – но я хватаю ее за запястье.

– Пошли, – рявкаю я. – Мы уходим.