Данила отмалчивался. Если товарищам этот словесный розыск был загадкой для ума, то парня он по живому мясу резал. Данила не мог взять в толк — за что ему такое?!
Если Авдотьица — то почему? Что ей Данила плохого сделал? Он, может, единственный никогда не сказал гнилого слова про ее избыточный рост. И платил по уговору…
Если Настасья — опять же почему? Потому ли, что целоваться полез?!
Будь Данила чуть постарше и поопытнее, то и знал бы: девка не на того обижается, кто пристает с поцелуями, а на того, кто не пристает.
Трудно человеку, живмя живущему на Аргамачьих конюшнях в обществе холостых мужиков, разбираться в тонкостях бабьего зловредного норова. Данила же сейчас обязан был разобраться, иначе непонятно, в какую сторону дальше двигаться. И потому он сгоряча решил припомнить все плохое, что знал про обеих девок.
За Настасьей числилось немало грехов — где-то в глубине души Данила, очевидно, и жениха ей не мог простить, того убитого прошлой зимой Юрашку Белого, — включая и отчаянное вранье, на которое даже дьяк Башмаков купился. За Авдотьицей Данила грехов не знал — с кем-то, конечно, жила невенчанная, но он этих людей в глаза не видывал…
— Что надулся, как мышь на крупу? — спросил Тимофей. — Не хочешь на кумушку напрасный поклеп возводить? А она тебя разве пожалела? Ты вспомни, как через ее вранье чуть тебя Разбойный приказ не загреб! Спасибо скажи Богдашке да дьяку Башмакову — отстояли! И спина цела осталась!
Это был веский довод — назвавшись другим именем, присвоив себе чужую судьбу, Настасья навела розыск на человека, по которому давно кнут и дыба тосковали, да и пропала, а потом подлинное ее звание с ремеслом и выплыли на свет Божий. Данила же и впрямь чудом тогда спасся.
— Нет веры твоей куме! — Тимофей выкрикнул это так убедительно, что Данила кивнул. — Нет! Авдотьица — та душой пряма! За деньги трудилась! А Настасья — как лисий хвост, туда-сюда, туда-сюда!..
И показал рукой, как рыжий хвост, чиркая по снегу, заметает следы.
— Постой, постой! Тоже ангела непорочного сыскал — Авдотьицу! — возмутился Богдаш. — Хорош ангел с Неглинки! За деньги еще и не то сотворит!
Данила поглядел на Желвака с надеждой — вот бы сейчас товарищ объяснил, что Настасья не может быть виновна во вранье, а как раз Авдотьица — виновна!
— Данила! — Тимофей окликнул его яростно и грозно. — Не дай девкам себя вокруг пальца обвести!
— Меньше его слушай, Данила. Одна-то ведь точно правду сказала! — перебил Желвак.
— Сдается мне… — начал было он.
Оба товарища разом притихли, потому что за Данилой такое водилось — ни с того ни с сего догадаться о сути происходящего.