— Что затосковали, молодцы! — крикнул он Трещалиной стенке. — Не печальтесь — за одного битого двух небитых дают, да и то не берут!
Бойцы держались стойко, делая вид, будто никакой дед к ним не цепляется. Он же старался что было силы — может, свои у него в стенке стояли, а может, наняли деда, поди разбери.
— Эй! Ги-и-ись!!!
Народ посторонился, и, замедляя бег, крепкий возник подвез санки к самой боевой черте и встал, ударив еще в лед копытом.
В санках стоял с вожжами в руках статный человек в распахнутой шубе, которого приветствовали общим криком. Стенька узнал его — это был гостиной сотни купец Веретенников.
— Скидай рукавицы! Я новые привез!
Новенькие меховые рукавицы для бойцов, сцепленные веревочками попарно, лежали в санях кучей. Купец выскочил, сгреб их в охапку и вывалил на лед.
— Разбирай, молодцы! Пусть — по-честному! А старые — в сани кидай! Потом отдам!
Обе стенки смешались. Купец, не сходя с саней, тщательно следил, чтобы все бойцы сменили рукавицы на новые. И правильно делал — иной бесстыжий приходил с закладкой, а для закладки мог взять и камушек, и железку. Хотя бойца, у которого в рукавице обнаруживалась закладка, били немилосердно, все равно охотники еще находились. И купцу, который за свои деньги привозил новые рукавицы, эта трата окупалась — до лета покупатели вспоминали его щедрость.
Только успели разобраться с рукавицами, только Веретенников со своими санями убрался со льда, — послышался пронзительный, привыкший справляться с большими пространствами голос.
— Посторонись, люди добрые! — зычно вскрикивал статный молодец, в котором Стенька уже почти без удивления признал Томилу. — Посторонись! Накры везу!
Он тащил за собой санки, груз в которых был обвернут в сено и увязан в рогожу. Следом шел молодой парень с палочками.
— Пропустите веселого!
— А накрачей где ж?
— Да вот же накрачей!
— Молод больно!
Выйдя к месту, где была проведена по льду боевая черта, скоморох стал раскутывать накры. Вожаки стенок сошлись к нему — оговорить его действия.
— И то — что за бой без грохота! — Трещала треснул его по плечу, да так, что хилому человеку и на ногах было бы не удержаться. Однако Томила и сам в стенке стаивал, и сам перед стенкой в сгрудке силушкой похвалялся. Он вскинул голову, всем видом показывая, что удар для него — не удар, а так, вроде муха крылышком задела.
— Ай, здоров молодец! — похвалили из толпы.
— Даст Бог здоровье в дань, а деньги сам достань! — сразу же отозвался скоморох.
— Гляди, не проворонь! — сразу отозвался из толпы кто-то зловредный.
Стенька усмехнулся и решил пробиться малость поближе к боевой черте. Сверху-то, конечно, виднее, да снизу-то слышнее. Ему же страсть как хотелось знать, о чем будет говорить с бойцами причастный к пропаже деревянной грамоты скоморох.