Остальное было уже совсем просто — выкинули питухов на снег, сели сами да и поехали.
— Данила, эй, Данила! — звал Тимофей. — Прыгай сюда!
— Подай голос, Данила! — заорал и Богдаш.
Он как схватил вожжи, так они у него в руках и остались.
— Тут я! — Данила побежал навстречу санкам.
— Вались сюда! Не бойся — втащим!
Он и не боялся. Он рыбкой кинулся поперек саней и был ухвачен разом и Семейкой, и Одинцом.
— Так ты не за караулом? — удивился боец.
— Какой тебе караул? — удивился, барахтаясь, Данила. — За ним до самого Кремля бежать надобно!
— Не дергайся, свет! Лежи поперек! — велел Семейка. — Тебя сажать некуда!
— Что, у «Ленивки» свернем? — спросил Богдаш.
Возражений не было. Он и свернул, и удачно, не теряя быстроты конского бега, съехал на лед, и довольно скоро санки докатили до устья Яузы.
— Ну, Данила, показывай, где этот шпынь ненадобный угнездился! — велел Тимофей.
Ночью крутой берег Яузы, имевший в этом месте несколько протоптанных сходов, казался вовсе непреодолимым — сходы совершенно не были заметны. Данила с Семейкой довольно бойко полезли наверх и набрели на косую тропку, но Тимофею с Одинцом пришлось похуже. Оба, особенно Одинец, были тяжеловаты для таких подвигов, не успевали сделать быстрого шага вверх, как тут же на два шага и съезжали. В конце концов, держась за руки, конюхи и боец выбрались на ровное место.
Богдаш с конем ждал внизу, пока отыщут пологий и наезженный спуск. Пройдя вверх по течению, неподалеку от моста нашли и переулок, продолжением которого был спуск, и покричали, и дождались, пока возник взвезет полегчавшие санки наверх.
— Вот где-то тут он и живет, — сказал Данила, показывая рукой в направлении Солянки.
— Тут, — точно определил Одинец. — Ну, благословясь!
И стал мерно бить кулаком в ворота. Сразу же отозвался кобель. Ему, бедному, днем досталось — должно быть, все еще не успокоился.
— Кого нелегкая несет? — раздался некоторое время спустя очень недовольный голос.
— Трещалу позови! — велел Одинец.
— А кто по его душу?
— Скажи — Аким Одинец!
Кудрявое словосочетание было ответом. Человек за высоким забором до такой степени удивился, что повторил свою словесную загогулину несколько раз, как бы пытаясь при ее помощи убедить себя, что Одинец ему не снится.
— Да пойдешь ли ты наконец, песья лодыга?! — рявкнул Тимофей.
Тогда лишь изумленный человек поспешил к крыльцу.
— Если и Трещала на радостях очумеет, хороши мы будем, — заметил Богдаш.
Очевидно, и тот не сразу поверил, что к нему такой гость пожаловал. Во всяком случае, к калитке Трещала вышел с фонарем, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают и перед ним — его вечный противник и заклятый враг Одинец.