Те, кто удирали от погони, а было это двое мужиков, вылетели на лед. У них, к счастью, не случилось оружия, и теперь они злобно и уныло переругивались с конюхами.
— Гляди ты, руку поломал! — отвечал на заведомо лживую жалобу Богдаш. — Сейчас и вторую поломаю!
— Сюда! — позвал, заслышав копытный стук, Данилу Семейка. — Ну, что там у тебя, свет?
— Ваше добро? — Тимофей указал плетью на привезенный мешок.
— Какое наше?! Знать не знаем, отродясь не видывали!
Семейка подъехал и улыбнулся Даниле.
— Взяли сучьих детей!
— Понюхай! — предложил ему Данила. — Не пойму — трава сушеная, что ли?
Семейка наклонился, потянул коротким носом…
— Ого! Давай-ка сюда!
Он повернул мешок и развязал его, сунул вовнутрь руку и точно — вынул жгут каких-то темных сухих листьев. Запахло сильнее.
— Что это? — спросил, подъехав, Тимофей.
— А не чуешь?
— Да это ж табак! — заорал Богдаш. — Ну, теперь ясно, чего они улепетывали! Спины свои ненаглядные берегли!
— Тьфу! Еретики проклятые! — заругался Тимофей. — Мало вас за тот табачище порют? Вот раньше тем, кто нюхает, ноздри рвали, все равно, мужик ли, баба ли! И правильно делали! Больно добр государь к вам, к нехристям! Сказано — когда у людей дым изо рта пойдет, последние дни настанут! Адово пламя приблизить вздумали!
— Точно — табак! — воскликнул Данила.
— А ты почем знаешь?! — Тимофей обернулся к воспитаннику, яростно желая отчитать его за разврат и непотребство.
— Окстись, свет! Он же у нас шляхтич! — напомнил Семейка. — У них там, в Орше, поди, все паны трубки курят!
— Оттуда вся ересь и пошла! — Тимофей был грозен необычайно. — С Литвы, от литовских людишек!
— Да не галди ты, уши заложило! — одернул его Богдаш. — Что с этими делать будем?
— А к Башмакову! Сказывали, у него в приказе какого-то табачника недавно тайно выпороли. Вот пусть и разбирается!
— А нас что, за табаком посылали? — напомнил Богдаш. — Ну-ка, братцы, прямо говорите — где грамота?!
Мужики, которые так неудачно вывезли с Печатного двора незаконно хранимый там табак, все еще сидели на льду у опрокинутых саней, набычившись и вознамерившись отрицать свою причастность к мешку до самой дыбы. Новое обвинение их словно бы встряхнуло и возмутило.
— Какая еще грамота?! Знать не знаем никакой грамоты!
Богдаш соскочил с Полкана.
— Надоели вы мне, постылые!
Он поднял одного из мужиков за грудки и хорошенько встряхнул.
— Грамоту отдавай!
— Да знать не знаю!..
Придержав одной рукой за ворот, другой Богдаш заехал горемыке в ухо и лишь тогда отпустил.
— Да что ты дерешься!.. — взвыл тот. — Сказано же — не было грамоты!