— Ты, что ли, угощаешь?
— Могу и я. Перемерз, сил нет, чем на морозе с тобой разбираться, я лучше алтын заплачу, да в тепле посижу.
Не чувствуя в этом предложении ловушки, Пятка поплелся вслед за Стенькой в кабак и там сел рядом на скамью.
Хотя вся Москва ела дома, были и места, где простому человеку подавали горячее, если же человек свой, ведомый — и наливали потихоньку, потому что открыто торговать хмельным могли только целовальники, названные так не из баловства, а потому, что и впрямь крест целовали на том, что будут торговать по государеву указу.
Можно было бы пойти и на кружечный двор, тем более что был он неподалеку от того же Охотного ряда, у Моисеевской обители, и настолько известен, что саму обитель-то по-свойски называли «У Тверского кружала». Другое название тому заведению было «Каменный скачок», а был на Москве еще и «Деревянный скачок», но до него идти было дальше. Однако Стенька не хотел появляться в приказе выпившим.
Приказав подать миску щей с мясом, хлеба два ломтя и две ложки, Стенька приступил к розыску.
— Стало быть, вот что нам знать надобно. Ты этой ночью решетку опускал близко к полуночи?
— Почем я знаю? — зачерпывая из миски горячую жижу, спросил Пятка. — Как от церкви люди пошли, и я тогда поужинал. Потом гляжу в окошко — больше никто не ходит, только снег падает. Может, кто за снегом и бегал, да я не видел. Значит, можно и запирать.
— Стрельцы-то кричали?
В тихую зимнюю ночь сторожевых кремлевских стрельцов слышно было за версту.
Пятка, прежде чем ответить, подумал.
Если кого-то носила ночью нелегкая Никитской улицей, и тот вор и тать беспрепятственно проскочил, то в этом была и его, Пятки, вина — зачем решетку не спустил? Стало быть, следовало самому сперва как-то расспросить земского ярыжку, который уж коли пожаловал, то без воровства не обошлось…
— А которое время тебе надобно? Я ведь ночью выхожу, у меня так заведено — непременно проснусь и по малой нужде.
— Кабы знал, какое время надобно, то не к тебе бы, а прямиком на двор к вдове Бабичевой пошел бы! — как бы невольно проговорился Стенька.
— А что вдова? Стряслось там что?
— Да уж стряслось… — проворчал земский ярыжка. — Вот ты мне скажи, Антипушка, бывает ли когда добро, ежели бабы без мужиков своим хозяйством живут?
— Бабичева вдова уж не в тех годах, чтобы колобродить, — возразил Пятка. — Она постарше меня будет.
Стенька посмотрел на решеточного сторожа, с чьих усов и бороды свисала сейчас капуста, и дал ему на вид лет этак сто восемьдесят шесть.
— Так у нее ж полон дом молодых баб. А к ним, это я доподлинно знаю, молодцы ходят.