Март, последняя лыжня (Соболев) - страница 31

Данилка не ответил, его била крупная дрожь.

— Сомлел парень, не оттаял еще, — сказал кто-то.

Данилка не узнал голоса.

ЗВЕНИТ В НОЧИ ЛУНА

Велика услада — гнать в ночное лошадей. Прихватив старую одежонку, мальчишки являются вечером на райисполкомовскую конюшню. Дед Савостий уже ждет. Андрейка, Данилка и Ромка по очереди подводят лошадей к телеге и с нее бросаются животами на конские спины. Угнездились как следует — и ну, айда! — мчатся на увал. Вцепятся мальчишки в жесткие холки, колотят голыми пятками по лошадиным гулким бокам и с гиканьем несутся наобгонки, только рубашки пузырит встречный ветер. Следом, не отставая, несутся дедовы собаки. А позади трусит на жеребой кобыленке и сам дед Савостий. В поводу у него старый мерин. Дед что-то кричит, да где там! Разве услышишь, когда ветер свистит в ушах, а в голове одна мысль: не слететь бы, не шмякнуться оземь!

Злой жеребец Гнедко вырвался вперед, и Данилкина душа ликует: по два десятка щелчков вломит он дружкам по лбу. Таков уговор: кто первым доскачет до увала, тот бьет.

Гнедко все наддает и наддает. Данилка чувствует под собой горячие тугие мускулы, слышит, как жарко и свободно дышит жеребец, и сам проникается молодой силой и горячностью коня, и уже кажется ему, что несется он, Данилка, впереди конной лавы, и в руках его сверкает на закатном солнце сабля, а за плечами развевается черная бурка, как у Чапаева-героя, и над вечерней степью гремит грозное «Ура-а!» красных конников, и позорно бегут колчаковцы!

Гнедко с маху берет канаву, и Данилка, не усидев, через голову жеребца летит на траву, тяжело ударяется спиной о бугор. Брызжут в глазах искры, но он успевает близко и отчетливо увидеть над собою тугое лошадиное брюхо с вздувшимися жилами и ярко блеснувшие подковы с острыми шипами. Данилка в страхе зажмурился, ожидая, как размозжит ему голову взвившийся на дыбы жеребец. Но Гнедко, глубоко вспахав борозды задними напружиненными ногами, с громким ржанием опускает передние ноги вбок, рядом с Данилкой, и останавливается как вкопанный. Дико косит на мальчишку фиолетовым глазом. Дрожь волнами идет по могучему лошадиному телу.

— Данилка! — кричит Ромка, спрыгивая на скаку с коня. — Данилка!



Данилка с трудом приподнимается. Голова гудит, тело ноет, чутко отзываясь на каждое движение. На правую ногу больно ступить.

Подскакавший Андрейка соскочил с лошади, сопит, таращит глаза, ощупывая дружка: жив ли?

— Думал, амба тебе, в лепешку расшибся. Аж сердце захолонуло.

— Умная животина, едять ее мухи… — шамкает дед Савостий. Он уже притрусил на своей кобыленке. — У его мог хребет порваться с натуги.