— Не узнаешь? — спросил он у Штрохина.
— Вижу, знакомый, а не припомню… — глядел Штрохин на Деркачева.
Жена собирала сумку на веранде и прислушивалась к разговору.
— Мы лет пять назад встречались раза три. Я студентом тогда был, худпрома… Дима меня зовут!
— А, коллега, значит, — улыбнулся Штрохин и, заметив, что Деркачев несколько раз подозрительно взглянул в сторону его жены, добавил: — Пошли, присядем в холодке!
— Вы надолго отправились–то? — недовольно спросила жена.
— Вы извините, мы на минуточку всего! — обернулся Деркачев.
Они обошли вокруг дома и сели под березой на скамейку возле врытого в землю стола.
— Давай, не тяни, видишь, жена ждет! — сказал Штрохин, облокачиваясь одной рукой о стол. Он догадывался, зачем понадобился гостю Маркелова, только не понимал, почему Виталий Трофимович направил гостя, а не пришел сам.
— Документы мне нужны! — сказал Деркачев, глядя на Штрохина.
— Какие?
Деркачев облегченно улыбнулся. Больше всего он боялся, что Штрохин начнет юлить: мол, помочь он ничем не может, давно завязал.
— Все! Паспорт, трудовая, военный и диплом худпрома…
Штрохин помолчал, разглядывая крышку стола, обитую светло–зеленым пластиком, потом спросил:
— А почему Маркелов сам не пришел?
— Зачем его впутывать? — сказал Деркачев и сообразил, что надо быть поосторожней.
— Значит, не он тебя направил?
— Он, он! — быстро ответил Деркачев. — Только я не хотел, чтобы лишний человек знал мое новое имя!
— Ну да! — согласился Штрохин. — А знаешь сколько это будет стоить?
— Не важно… Главное — побыстрей!
— Быстро не получится. Кое–что доставать придется… Ладно. Сделаю. Ты ночевать–то здесь будешь?
— Здесь…
— Черкни на бумажке и продвижения свои, в трудовую… Но раньше, чем через две недели, не жди!
Маркеловы ушли на речку, а Деркачев остался на даче. Лида и Леночка звали его с собой, но Виталий Трофимович возразил: пусть человек один в тишине отдохнет.
Деркачев разделся, расстелил одеяло на траве за домом и растянулся под солнцем. Было тихо. Изредка доносился торопливый перестук колес поездов. Ветер слегка шелестел листьями на верхушках яблонь. Деркачев часто переворачивался, подставлял солнцу то спину, то грудь, то ложился на бок. Он опасался перегреться. Несмотря на жаркое лето, он не загорал еще ни разу. Покрутившись на одеяле с полчаса, он решил, что хватит на первый раз, и перетащил одеяло в тень, под яблоню. Там улегся и закрыл глаза. Лежал долго, изредка лениво сгонял с себя муху, с жужжанием летавшую вокруг, и представлял, как у него будет такая же дача, как выстроит он беседку в саду с белыми столбами и обязательно напишет картину — жена с ребенком в беседке. Неплохо было бы поставить дачу на берегу реки, чтобы из сада слышно было, как журчит вода. Думая об этом, он услышал скрип калитки. «Что–то быстро вернулись», — подумал Деркачев, но подниматься не стал. Через минуту он услышал неспешные шаги и приоткрыл глаза, ожидая увидеть Маркелова, но увидел девушку. Она не заметила его, подошла к малиннику, присела и начала рвать ягоды и есть. Девушка сидела на корточках спиной к Деркачеву метрах в десяти от него. Длинный ситцевый сарафан ее касался травы. Светло–русые волосы были ровно обрезаны до плеч. Деркачев приподнялся на одеяле, наблюдая за девушкой, потом громко крикнул: