Расстроенная Лида разобрала на кухне сумки с продуктами, приготовленными к поездке на дачу, и решила убрать квартиру. Уборку начала с комнаты Деркачева. Вытерла всюду пыль, принесла швабру и ведро с водой. Взяла «дипломат» Деркачева и положила на стул, потом потянула за ручку сумку из–под кровати. Тяжелая сумка была расстегнута, и в ней видны были пачки денег. Сверху лежала одна с порванной упаковкой. Лида, увидев деньги, испуганно выпрямилась и закричала, сжимая ладонями щеки:
— Витя! Витя!
Маркелов вбежал в комнату, не забывая прихрамывать.
— Смотри! — указала ему Лида на сумку.
Виталий Трофимович растерянно уставился на деньги, затем наклонился, вытянул одну красную пачку повертел в руке и осторожно, будто опасаясь, что она взорвется, опустил назад.
— Откуда они? — прошептала Лида.
— А я знаю! — так же шепотом ответил Маркелов.
— Что же делать?
— Придет — пусть выметается отсюда! — заявил Виталий Трофимович.
— Может, в милицию сообщить… — нерешительно предложила Лида. — А вдруг он их украл?
— Украл? Где он мог украсть?
— А где же он взял столько?
— А если украл, заявишь, а ночью дружки придут и придушат… Иль сам… когда вернется оттуда! На черта он нам нужен, пусть убирается!
— Ну да! Ну да! — охала Лида. — Забирай ты его вещи! Отнеси от греха подальше… Ой, а нога–то у тебя!
— Ничего, она уже прошла почти! — потопал ногой по полу Маркелов. — Куда он направился?
— Сказал, что погуляет, потом с Верой на дачу поедет…
— С Верой? На дачу? — сел на кровать Виталий Трофимович.
— Ну да!
— Я… Я иду… — засуетился Маркелов, перестав хромать. — Собери–ка быстренько его вещички!
Через пять минут он уже спускался по лестнице, лихорадочно соображая, что делать, если Деркачев с Верой приедут на дачу и встретят там Артамонова. Что делать? И вдруг обожгла мысль: «А что, если… их там… вместе, деньги–то мне останутся!» Надо бы только успеть на дачу раньше их. Маркелов поймал такси.
Деркачев, выйдя из дому, перешел улицу и направился мимо высоких колонн у входа в парк, мимо памятника летчику, неподалеку от которого под старым дубом сидели полукругом музыканты духового оркестра. Они отдыхали, опустив инструменты, и о чем–то тихо переговаривались между собой. Возле них в тени под деревьями на скамейках сидели слушатели. Вокруг одной из скамеек толпились мужчины. Там играли в шахматы. Было жарко. Деркачев медленно брел по широкой аллее к фонтану. Откуда–то издалека из глубины парка, по–видимому, от Зеленого театра доносилась песня: «Где же ты, счастье? Где светлый твой лик? Где же ты, счастье?»
Пел, а вернее, спрашивал, вопрошал судьбу свою мужчина. От этих слов, от мучительно тоскливого голоса Деркачеву стало невыносимо грустно, и казалось, что не певец спрашивает, a он: «Где же ты, счастье? Я тысячу рек переплыл! Где же ты, счастье?»