— Ну, погодите–ка! — окликнул он наконец Настю с морячком.
Те остановились.
— Чего тебе надо? — сказала Настя. — Разве не ясно? Между нами все…
— Я не к тебе! Мне с ним поговорить надо!
Морячок отделился от Насти. Когда он приблизился, Паша, дрожа, кинул кулак в бледное пятно его лица. Но рука провалилась в пустоту. И тут же что–то бросило Пашу на землю, на спину. Вскакивая, он почувствовал, что нос его смят. Ему казалось, что дышать им нельзя, и Паша с открытым ртом, держа впереди себя руку с растопыренными пальцами, кинулся на морячка, ахнул тихонько, больно наткнувшись в темноте бровью на что–то жесткое, как угол бревна. Но на этот раз удержался на ногах и начал молотить впереди себя руками. Временами он задевал морячка в темноте и молотил, молотил воздух, думая лишь о том, чтобы морячок не попал в него снова. Вдруг он неожиданно обнаружил, что морячка, метавшегося вокруг него, нет. Насти тоже не было. Только в стороне слышался топот и голос Васьки Зуба.
… — Павел Тихонович, дорогой! Вы уже здесь! — В дверях кабинета стоял Николай Максимович. — Что же вы, Настасья Алексеевна? — строго взглянул начальник треста на растерянную секретаршу. — Заходите, дорогой! Заходите! Мы вас ждем!
— Извините, я задумался! — улыбнулся Лыков, поднимаясь.
— Все думаете, как бы нас покрепче скрутить, — как–то заискивающе пошутил Николай Максимович.
— Наоборот, наоборот! Стараюсь найти для вас выход!
— Ну вот, сейчас мы вместе и поищем! Тут к нам как раз заказчики явились…
Славик грохнул дверью так, что щеколда отскочила и дверь распахнулась снова, слетел с крыльца на землю через три ступени и понесся к калитке. У окна в избе стояла жена Славика, Ляля. Она постучала в стекло, что–то крича, и покрутила пальцем у виска. Славик не оглянулся ни на стук, ни на голос жены.
Машина взвыла, рванулась с места, подпрыгнула, загремев железным кузовом, и понеслась по селу, поднимая пыль, которая окутывала избы, стоявшие рядом с дорогой. От соседней избы за самосвалом с громким лаем бросилась собака. Она тут же исчезла в пыли, отстала и, высунув от жары язык, с чувством исполненного долга, неторопливо побрела назад под крыльцо в тень.
— Славик опять с женой поругался, — сказала женщина своей соседке, бросив вязать пуховый платок, и посмотрела вслед машине.
— Да он всегда скачет, как сумасшедший, — ответила полная соседка с распущенными волосами и, потянувшись, сладко зевнула.
Женщины сидели на расстеленном одеяле в тени под кленами на лужайке недалеко от избы Захаровых.
А Славик давил на педаль газа, словно хотел раздавить ее. Он подпрыгивал на ухабах вместе с машиной и, казалось, управлял ею всем своим крепким телом. Глазами он впился в летящую под него дорогу. Тяжелая тоска давила на него, и хотелось сделать что–нибудь такое, чтобы Лялька ахнула, задумалась над своей жизнью, подумала о нем. Представилось, как она, рыдая, упадет на его искалеченное тело. Он направил машину на бетонный столб электролинии. Столб надвигался, летел на него, заслоняя все позади себя. «Ну, и дурак! Машину побью!» — мелькнуло в голове, и он перед самым столбом рванул руль вправо, выскочил на грейдер. Его подбросило так, что он ударился головой о потолок кабины. Нога соскочила с педали. Он снова вдавил ее в пол и, пролетев мимо останавливавшей его женщины, помчался по дороге в Уварово. Мерное гудение мотора и однообразная дорога постепенно успокаивали его. Он не заметил, как оказался в Подгорном. Сбавив скорость и потихоньку притормаживая, спустился с бугра и остановился у магазина.