— Звягин, поди сюда скорей! — крикнул Зотов.
Звягин подошел, заглянул к ним в комнату.
— Забирай, — указал Зотов в угол на дерьмо. — Сгодится на удобрение!
И захохотал.
И пэтэушники, мерзавцы, вслед за Зотовым: Плюшкин! Жмот! Сквалыга! Увидят щепку, поднимут, кричат: Плюшкин, на! В хозяйстве сгодится!
Звягин один раз зажал двух подростков в комнате, отметелил: присмирели дня на три, а потом опять — Плюшкин! Куркуль! Неужели и здесь начнется? Еще раз услышу от Матцева — и молча в зубы!.. Он здоровый бугай… Пусть лучше отметелит, чем — куркуль… Грустно было Звягину, а ведь с первого дня понравилось в Сибири. Повезло, попал к Ломакину. Бригада его тогда строила жилые дома, штамповала по шаблону. Дома–близнецы рядышком выстраивались, как солдаты, ровно, в рядочек, и скучно. Звягин припомнил тогда, как они с Валей выбирали проект для своего будущего дома: сотни изучили, но все не по душе. Тогда они разные элементы четырех проектов соединили вместе, и получилось то, что хотелось. Вспомнил об этом, поговорил с Ломакиным. Борис Иванович сначала недоверчиво отнесся к его проекту деревянного дома, мол, долго строить его, а у них главная задача — быстрей. Но следующий дом он делал для своей семьи, а проект понравился, и для пробы решил поставить. Ставили не дольше, чем те, стандартные. И пошло. Каждый раз, для каждого дома Звягин что–нибудь новое выдумывал. И как–то сам себя зауважал после этого, уверенней стал и почему–то добродушней. И вот опять — куркуль! Неужели прежнее возвращается? Не засыпал он долго. Стало казаться, что мешает храп. Храпели двое: Гончаров и Ломакин. Бригадир храпел уверенно, вольно, по–хозяйски, безостановочно, как мотор, а Гончаров как–то суетливо, быстро, словно боялся, что его прервут, не дадут нахрапеться. А Колунков не храпел, каким бы пьяным не был, замирал — дыхания не слышно. Жил с ним Звягин в поселке в одной комнате. Звягин, когда просыпался там среди ночи, прислушивался, дышит ли Колунков, не окочурился ли по пьянке? Были такие случаи…
Утром Матцев, как всегда, первым выбрался из землянки, с горечью вспоминая вечерний разговор. Что с ним происходит? Почему он сорвался? О скукоте какой–то трепаться начал! Нервы сдают? Почему? Неужели устал, выдохся! Было грустно… Занятый своими мыслями, Владик не сразу обратил внимание на то что тайга за ночь изменилась, на необыкновенную тишину вокруг. Лишь тогда, когда снял свитер и кинул его на ветку, увидел, что дерево густо обросло инеем. Матцев огляделся: деревья, трава, обе землянки, почти готовая палатка на поляне — все вокруг замерло, побелело, посеребрилось инеем.