Федор Алексеевич Романычев вошел в приемную начальника управления строительства железной дороги, кивнул секретарше, как старой знакомой, и вопросительно указал большим пальцем на дверь кабинета.
— Занят пока. Погодите… — дружелюбно ответила секретарша, спокойная и обычно неразговорчивая девушка. — Раздевайтесь!
Федор Алексеевич стал не спеша снимать полушубок, шарф. Распахнулась дверь кабинета, выскочила, улыбаясь, молодая женщина в вельветовых джинсах с какой–то бумагой в руке и прошумела листом мимо Романычева, часто стуча каблуками по паркету.
— Ух ты, быстрая какая! — засмеялся ей вслед Федор Алексеевич.
Секретарша клацнула клавишей переговорного устройства и сказала:
— Николай Николаевич, Романычев…
— Минутку! — услышал Федор Алексеевич из аппарата.
Ответив секретарше, Николай Николаевич взглянул на телефон, смотрел некоторое время на него, тихонько поднял трубку, услышал протяжный гудок и бросил назад на рычаги. Никонов усмехнулся над собой, снял снова трубку и начал быстро набирать хорошо знакомый служебный номер Ирины, сестры жены. Жена умерла четыре года назад.
Ирина, можно сказать, воспитывала сына Николая Николаевича, в два года оставшегося без матери. Сейчас ему было шесть лет, и он звал мамой Ирину.
Николай Николаевич женился поздно, было ему тогда под сорок. Жену взял на тринадцать лет моложе, а через пять лет она умерла. Сестра ее, Ирина, как раз в то время разводилась с мужем и, чтоб забыться, все свободное время возилась с двухлетним Ромкой, своих детей у нее не было. Когда Никонов задерживался на работе, Ирина забирала мальчика из детского сада, кормила, укладывала спать, ставила кофе и дожидалась Никонова. Они неторопливо пили кофе, разговаривали. Ирина обычно рассказывала, как у нее прошел день, работала она инженером в техотделе завода и, в общем–то, мало происшествий было в ее жизни, но то ли Ирина умела хорошо рассказывать о будничных делах, то ли после дневной суеты приятно было просто сидеть, слушать голос молодой женщины. Николай Николаевич всегда с удовольствием поддерживал разговор, изредка спрашивал о ком–нибудь из сотрудников Ирины. Их он давно уже знал заочно. Посидев часов до одиннадцати, Ирина поднималась, говоря:
— Пора, пора! Засиделась опять!
— Ты и здесь ночевать можешь. Места много! Хоть в той комнате, хоть в этой! — как бы равнодушно говорил Николай Николаевич.
— Нет, нет! Тут недалеко… Десять минут… — отказывалась Ирина.
Николай Николаевич провожал ее до автобусной остановки. По дороге они молчали. И молчание это было неловким.
В последний месяц Никонов особенно часто стал задерживаться на работе, но задерживался не надолго.