«О чём?»
«Вероятно, нет. Я наткнулась на это понятие в разуме бывшего учёного из Обыкновении. Его грёзы были очень необычными! Думаю, Птеро — квантовый мир. То есть, там нет ничего определённого; всё существует во всех своих возможных состояниях одновременно. Только когда кто-нибудь оттуда навещает Ксанф, вещи временно обретают какое-то подобие порядка.»
Леспок покачал головой.
«Я не хочу туда отправляться. Мне просто нужен ещё один фавн для дерева.»
«Но, может быть, этот фавн существует там.»
Над головой тускло забрезжила лампочка.
«Фавн для галошечного дерева?»
«Да, потому что там обитают все, кто мог бы жить в Ксанфе. Если ты найдёшь его там, то сможешь привести обратно сюда, к галошечному дереву.»
Мерцание света лампочки усилилось.
«Думаю, что до меня, наконец, начинает смутно доходить намерение доброго волшебника. Мне не требуется его ответ; надо просто побывать на Птеро и разыскать там фавна самостоятельно.»
«Мне тоже так кажется, — согласилась она. — А я должна исполнить роль твоей проводницы так хорошо, как только смогу, чтобы доставить тебя туда и сопровождать по Птеро.»
«Ты справишься с этой задачей за месяц?»
«Я сделаю всё, что ты скажешь. Но ты сам должен будешь решать, сколько продлятся поиски. Не знаю, как быстро мы его найдём. Мне приходилось доставлять туда грёзы, но где что располагается, понятия не имею. Возможно, от меня будет меньше помощи, чем думает Хамфри, хотя я буду очень стараться.»
Леспок кивнул: «Уверен, что твоя помощь будет неоценимой. По крайней мере, мне не придётся блуждать там в одиночестве. — Потом он вспомнил кое-что ещё. — Ты сказала, что это твоя служба. О чём ты спрашивала доброго волшебника?»
Она мечтательно улыбнулась.
«В 897-ом я появилась на свет ночной кобылкой, а в 1067-ом стала дневной. Из меня вышла плохая кобылка-страшилка, слишком мягкосердечная. С ролью дневной я справляюсь лучше, потому что приношу мечтателям грёзы вместо кошмаров, и всё же мне чего-то не хватает. Сейчас я подумываю о другом пастбище, и добрый волшебник найдёт его для меня после окончания срока службы.»
Это впечатлило Леспока.
«Тебе столько же лет, сколько и мне! Твоя мать ожеребилась в тот самый год, когда я связал себя с сандаловым деревом и обрёл ответственность. Ты была ночной кобылицей сто семьдесят лет, и дневной — тридцать. Значит, твой возраст составляет двести лет.»
«Да. Не хочу жаловаться, но через какое-то время долголетие начинает надоедать. Наверное, дело во мне.»
«Ну, надеюсь, что добрый волшебник подберёт тебе отличное новое пастбище.»
«Уверена, что так и случится. А теперь давай поищем твоего фавна.»