Когда мы пришли к соглашению, я приказал отвязать Неймана и отвести в камеру. Я не до конца верил, что он всё сделает в соответствии со своим обещанием, но я собирался ему ещё раз о нём напомнить перед визитом маркграфини.
Когда Неймана вывели из подвала, Кнотте громко причмокнул.
– Я бы чего-нибудь съел, а то в животе урчит. Отправляйся, Морди, бегом в корчму, и скажи, чтобы мне приготовили хороший обед. Только чтоб горячий ждал на столе, когда я доплетусь. Ты понял?
– Конечно, мастер.
– А в общем, ты справился лучше, чем я думал. – Он бросил на меня взгляд, в котором на этот раз можно было прочесть немного доброжелательности.
– Спасибо. Я буду стараться.
– Ну что такое, парень? Ты не до конца уверен, что и как, хм?
– Этот человек, этот Нейман... – решил я ответить после долгой паузы.
– Та-ак?
– Я убил крысу в его мастерской, а ему противно было даже смотреть на тушку. И он вопил, чтобы я выбросил её как можно скорее...
– И что с того? – Взгляд мастера Альберта потяжелел, и доброжелательность исчезла из его глаз.
– Разве человек, который боится дохлой крысы и дрожит, видя крысиную кровь, устроил бы такую резню?
– Неисповедимы пути Господни, – резюмировал Кнотте. – Помни, что это сумасшедший, и не забивай себе голову. Лучше радуйся, что мы вернёмся домой с полными кошельками и что мы проделали большую работу во славу Господа.
Может, ты и вернёшься с полным кошельком, подумал я взбешённо, но я-то точно нет. Конечно, мне даже в голову не пришло произнести эти слова вслух. Так что я промолчал в ответ на его слова.
– Послушай, Морди, – прошипел Кнотте и я видел, что он разозлён тем, что я и в этот раз льстиво не признал его правоту. – У нас есть виновный, и я считаю дело законченным.
– У нас есть человека, который признал вину, – уточнил я, хотя прекрасно знал, что мне вообще не стоило говорить. Но разговор с Кнотте напоминал расчёсывание заострённым колышком свербящего нарыва. Человек знает, что поступает глупо, но всё равно чувствует потребность калечить себя дальше. А ведь я знал, что мастер Альберт торопился получить награду и покинуть владения маркграфини. Что будет происходить потом, его уже не волновало.
– Это одно и то же, – рявкнул он. – А ты, Морди, не трепи попусту языком, если хочешь сохранить мою благосклонность. И если хочешь стать инквизитором.
– Конечно, мастер, – ответил я. – Прошу меня простить.
– Ну! – Он хлопнул меня по щеке, настолько легко, что это можно было считать лаской, но в то же время достаточно сильно, чтобы принять этот жест за форму наказания. – Держись меня, малой, и не пропадёшь.