– Нейман действительно является убийцей, или твой учитель нашёл себе козла отпущения? – Маркграфиня вперила в меня пронзительный взгляд.
Я принял решение. Я не буду притворяться идиотом, ибо этого мне не позволяло честолюбие, но я и ни в коем случае не буду обвинять Кнотте в неисполнении обязанностей, некомпетентности или злоупотреблениях. Он был последним человеком, к которому я мог бы питать чувство верности, но он также был служителем Святого Официума. Критикуя его, я бросил бы тень на всю организацию. А этого делать нельзя.
– Доказательства неопровержимо свидетельствуют против Неймана, – сказал я. – В этом нет никаких сомнений. И нет никаких сомнений в том, что мастер Кнотте, арестовывая художника, сделал то, что должен был сделать в свете сложившихся фактов.
Госпожа фон Зауэр не сводила с меня глаз.
– Но ты не уверен, что убивал именно Нейман? – Она сделала сильный акцент на слове «ты».
– Достойная госпожа, в этом может быть уверен только Господь Всеведающий. Мы, люди, лишь подозреваем. С большей или меньшей долей вероятности.
– Так ты считаешь, что пытать Неймана было необходимо?
– Это никогда не повредит, – ответил я.
Легхорн покивал головой, соглашаясь с моими словами.
– Квалифицированный допрос является неотъемлемой частью в процессе расследования истины, – сказал он. – Смею надеяться, госпожа Елизавета, что искренние показания Неймана пролили на дело новый, яркий свет. И трудно было бы склонить его к откровенности иначе, чем с помощью страха и боли.
– Я удивлена, что говорю это, но ты прав. – Маркграфиня вдохнула, будто тоже приняла решение, и в связи с этим фактом с её сердца упал камень. – Этот человек – безжалостный монстр. Только пытки могли склонить его к признанию. – Она обратила лицо в мою сторону. – Я так понимаю, что ты и твой мастер провели допрос, результаты которого не подвергаются сомнению?
– Я не уполномочен отвечать от имени мастера Кнотте, но думаю, что дело было доведено до счастливого финала.
– Очень хорошо, – медленно проговорила она. – Однако чтобы убедиться, что дело окончательно разъяснилось, я должна выслушать этого художника. И помни, что за провал, если бы таковой случился, вы будете ответственны оба. А я не прощаю провалов.
Если она думала, что испугает меня, то она крупно ошибалась. Инквизиторы не неподсудны, но ими совершенно точно не может помыкать любая аристократка. Единственное, что она могла сделать, это не заплатить нам. А поскольку всю сумму и так загребёт себе Кнотте, то, в принципе, меня это мало волновало. Я, однако, не собирался делиться с госпожой фон Зауэр этими мыслями и только склонил голову в знак уважения.