— Как хорошо, что ты позвонила мне, — сказал он.
Я не стала отпираться — теперь это было ни к чему.
— Я б умерла, если б не позвонила…
Я, конечно, не умерла бы. И все же я сказала правду.
— Я боялся идти к тебе…
— Поэтому позвал ребят?
— Да.
— Эх ты, трусишка!..
— Не трусишка. Но если б ты меня прогнала, я. Не знаю, что бы и было. Я ночами не спал из-за того… случая.
— Ты мог подумать, что я тебя прогоню?
— Сейчас… когда ты молчала… я так и думал.
— Не надо про это.
— Я только сейчас тебя полюбил, вот. Потому что ты меня не любила. Не люби меня сильно и все время, а то… Я сам хочу тебя любить. Когда ты ругаешься, я больше тебя люблю…
…Мы очнулись (очнулись — верное слово) только под утро. И увидели, что садик, в котором мы сидим, заметен снегом.
Первый снег в Ленинграде в тот год выпал четвертого ноября — я помню точно.
Теперь в нашей с Юлькой жизни появилось новое качество: мы. Не отдельно он, Юлька, который сам по себе, не отдельно я, а мы вместе.
И нам было трудно.
Казалось бы, совсем непонятно, почему же так трудно, ведь в общем-то — похожи. Похожи лицами, похожи стремлением к непохожести…
Я не хотела, чтоб Юлька был просто мальчик, как у всех. Мне нравилось, что он поляк. Ведь это только после встречи со мной ему пришло в голову, что он — поляк. Я, блистая эрудицией, сообщила ему, что поляки — гасконцы Севера.
Дорогу гвардейцам-гасконцам!
Мы дети одной стороны:
Лгуны, хвастуны и пропойцы,
Но с солнцем в крови, с солнцем в крови
Черт побери…
Юлькина мать и до и после войны жила в Гродно. Бабка Юльки по отцу всегда жила в Ленинграде, потому что в Польшу выехать не могла — была в свое время террористкой, в кого-то там стреляла и для тогдашней Польши не подходила. Отец Юльки родился в Ленинграде, здесь же выучился, а потом работал. Где уж они познакомились с матерью — не знаю. Почему поженились — тоже непонятно: уж очень разные они были. Я не помню случая, чтоб они вообще друг с другом разговаривали, хотя бывала у них довольно часто. Уж слишком молчаливый и замкнутый был у Юльки отец! Знаю, что у него была громадная библиотека, знаю, что он руководил лабораторией, знаю, что на Юльку он обращал внимание только тогда, когда тот попадался ему на глаза или мешал работать.
Мама у Юльки была милая, женственная, кокетливая. Но это — и все.
От кого было Юльке узнать, что он поляк?
Зато какое широкое поле действия для моей фантазии!
А Юлька сочинил, что у меня идеальная форма головы, что я до ужаса умная.
Мы поднимали друг друга на пьедесталы.
— У нас все будет не так, как у предков, правда, Маша?