– При осмотре места происшествия, – продолжил начальник полиции, – был найден пистолет, прототип маузера. Не хочу ни в чем тебя обвинять, досточтимый Мастер, но как твое оружие оказалось у жандармов?
– Потерял, – ответил Гумбольдт. – Выпал у меня из рук, когда пришлось бежать. Слишком поздно заметил я потерю. Конница уже перекрыла площадь. – Он пожал плечами. – Знаю, это промах, но он ничего не изменит в нашей ситуации.
– Промах? – зло рассмеялся Кронштедт. – Это не промах, это катастрофа. Как вы можете сидеть и утверждать, что это ничего не изменит? У оружия нет номера, но оно уникально. Имеются документы изготовления, накладные, свидетельские показания.
– Человеку твоего чина не сложно было бы сделать так, чтобы пистолет канул в лету, дорогой начальник полиции.
– Не так это просто, – ответил Кронштедт. – Делом занимается комиссар Обендорфер, а он один из тех немногих, которые мне не подчиняются. Он как свинья, натасканная на трюфели: если взял след, не остановится, пока не доберется до цели. Тем более с таким пистолетом. Такое дилетантство будет всем нам стоить головы, досточтимый Мастер.
Слова прозвучали как оскорбление.
В зале повисла испуганная тишина.
– Как ты разговариваешь с уважаемым Мастером? – набросился на начальника полиции Натаниэль Штрекер.
– Я имею право так говорить, – возразил Кронштедт. – В нашем кругу я имею свободу слова. Мы все имеем свободу слова, не забыли?
– И все же. Нужно соблюдать определенную вежливость. Оскорбления могут привести к исключению из ложи.
– Я никого не оскорблял. Эта встреча только подтверждает то, что я уже знал раньше: ложа совершила ошибку, и наш план по захвату управления империей потерпел неудачу. Я не вижу смысла искать виновных. Даже если мы их найдем, какая от этого польза?
– Ты что-то скрываешь? – натянуто улыбнулся Штрекер. – В этом причина того, что ты хочешь так быстро от всего отказаться?
– Именно, – согласился Кронштедт. – Не хочу больше иметь дела с тобой и с твоим слабоумным сыном. Это не для меня. Я выхожу из ложи и считаю, что каждый, сохранивший хоть каплю рассудка, должен поступить так же!
Все разом заговорили. Некоторые вскочили, начали толкать друг друга. То и дело слышались возмущенные крики. В любую минуту в ход могли пойти кулаки.
И вдруг раздался глубокий гортанный смех. Гораздо громче обычного, спорщики замолчали. Досточтимые члены ложи завертели головами в поисках источника. Долго искать не пришлось.
Великий Мастер встал и снял маску.
Раздался испуганный возглас. Один из братьев застонал. Многие попятились. Это был не Эрих фон Фалькенштейн. И даже не член ложи.