Гумбольдт схватил Берта за руку.
– Быстро езжай в город и привези врача. Езжай верхом на Шарите прямо к хирургу Брауштейну. Пусть бросает все и мчится сюда. Буду делать все возможное, чтобы она продержалась. Справишься?
Берт кивнул. Он был самым лучшим наездником. При желании мчался быстрее ветра.
– Да, – сказал он.
– Нельзя терять ни минуты, торопись!
– Нет, – прошептала Элиза и подняла руку. – Наклонись.
Гумбольдт нерешительно оглянулся на Берта, потом опустился на колени рядом с женщиной.
– Ну вот, Элиза. Помощь скоро будет.
Она покачала головой:
– Все… в порядке.
– Ничего не в порядке. Ты…
– Тс-с-с! – Она приложила палец к губам. – Со мной все в порядке. Если нужен врач, то не мне, – она нащупала его руку и провела пальцами вверх, к плечу. – Ты ранен.
Гумбольдт покосился на рану.
– Царапина, – отмахнулся он. – С этим я и сам справлюсь. А вот ты…
Оскар видел, что в глазах у него блестели слезы.
– Нужна срочная помощь. Но я не хирург.
– Ты гораздо больше, – сказала Элиза. – Ты мой друг, мой спутник, мой муж… Я любила тебя. Но я говорила, что мне нужно будет тебя покинуть.
– Но не так.
– Какая разница? Неважно, сколько ты живешь. Важно как… Как ты проводишь отведенное тебе время. Мое время истекло… И оно было чудесным.
Гумбольдт сжал губы.
Она провела рукой по его мокрым волосам.
– Ты не виноват. Мы вместе… И это главное.
Она пригнула его к себе и что-то прошептала на ухо. Оскар не понял, что именно, но, очевидно, слова произвели на Гумбольдта глубокое впечатление. Исследователь успокоился. На лице у него появилось серьезное и задумчивое выражение. Он опустил взгляд в землю.
Сидел он так довольно долго.
Даже когда рука Элизы безвольно упала на землю, он продолжал держать женщину в своих руках. Шарлотта и остальные сели рядом на мокрую землю. Время остановилось. Ветер обдувал дом и разгонял дождевые тучи. Среди облаков мелькнул одинокий солнечный лучик и добрался до земли. Стало холодно, но они сидели не шевелясь.
Оскар, опустив плечи, стоял рядом с отцом.
– Ехать ли Берту за врачом?
Гумбольдт положил голову Элизы на землю и закрыл ей глаза. Потом встал и поднял свою спутницу на руки.
– Нет, – ответил он и молча понес Элизу к дому.
Через три дня, понедельник, 21 июня 1895…
Гумбольдт сидел в полутемной библиотеке, подперев голову рукой. На столе остывала чашка чаю. Шторы задернуты. Запах такой, словно комнату не проветривали целую вечность.
– Отец?
– Входи, мой мальчик.
Оскар вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Глаза долго привыкали к полутьме. Он бы с удовольствием подошел к окну и раскрыл шторы, чтобы впустить чудесное июньское утро, но отец предпочитал темноту. Оскар обрадовался, что Гумбольдт позвал его к себе. После смерти Элизы отец не показывался на глаза.