Деревенский пейзаж купался в бледном призрачном свете воскового полумесяца – луна была в первой четверти. В небе мерцали белые крупинки звезд. Вдали виднелись тускло-оранжевые огни Сайренсестера.
– Я есть хочу, – сказал Алек. – Где мы?
– У нас небольшие каникулы, – ответила Вера.
– А папа сюда приедет?
Оливер увидел, как Вера наклонилась и крепче прижала к себе сына.
– Нет, будем только мы с тобой, – сказала она. – И этот милый человек, который нашел для нас дом.
Перед тем как Джерри Хаммерсли двадцать лет назад купил усадьбу, она пустовала уже с полвека. Первоначально здесь находилось поместье, в котором сдавали участки земли арендаторам – с амбаром, конюшнями, службами. В конце Второй мировой войны поместье выгорело почти до основания. Владельцы сочли, что его не стоит отстраивать.
Джерри превратил амбар и зернохранилище в красивый угловой дом, конюшню – в гараж, а сзади, в саду за оградой, где раньше стоял особняк, устроил бассейн.
Оливер вынул из багажника чемодан Веры, достал ключ – как обычно, он лежал под цветочным горшком – и отпер входную дверь. Он перешагнул через порог, выключил охранную сигнализацию и включил свет.
– Ух ты! – воскликнула Вера, легко ступая по плиткам холла. – Как красиво!
– Да, – согласился Оливер.
В Эмпни-Нэйри-Фарм он провел немало мирных выходных с Джерри и его последней пассией; они гуляли, катались на велосипедах, играли в теннис, валялись у бассейна, жарили мясо на решетке. Этот дом был единственным местом на свете, которое Оливер мог бы назвать любимым. Можно прожить здесь целую неделю и никого не встретить, разве что уборщицу да садовника, приходивших по вторникам, и смотрителя бассейна – этот являлся когда вздумается. Иногда на поле выезжал какой-нибудь трактор и обрабатывал землю. Даже почтальон не нарушал уединения Эмпни-Нэйри-Фарм; по договоренности с владельцем почту для Джерри оставляли в абонентском ящике в деревне. Сюда ведет только одна дорога, по которой они приехали. Через поля и с другой стороны пробраться в усадьбу можно лишь на тракторе.
Вы здесь в безопасности, Вера Рансом, – ты и Алек. Сейчас здесь для вас самое безопасное место на свете.
Шон, сынишка Хью Кейвена, в последнее время взял привычку во всем подражать отцу. Когда Хью вместо корнфлекса стал есть на завтрак пшеничные хлопья, Шон тоже перешел на них. Отец брал два куска хлеба, и Шон тоже. Папа посыпал хлопья сахаром, потом наливал в тарелку молоко – Шон поступал так же. Потом, поскольку отец читал газету, Шон стал читать свой комикс «Бино», попивая апельсиновый сок так же, «по-взрослому», как отец пил свой кофе; он выложил перед собой на стол игрушечный мобильный, как папа клал настоящий.