Потом он снова оказался в темноте просторного холла. То не был холл в квартире его матери, но он как будто слышал ее сдавленный голос, ее крик: «О да, не останавливайся, господи, о господи, продолжай!»
Он быстро и воровато взбежал по лестнице и замер на площадке, вслушиваясь в ее голос из-за двери.
– Да, о да, вот так! Да, так, так! Как я тебя люблю!
Росс отвернул колпачок канистры и щедро полил всю лестницу бензином. Затем он остановился, слушая крики наслаждения, и стал смотреть, как коричневая жидкость стекает по деревянным ступенькам.
Кричи, кричи, сука. Сейчас запоешь по-другому!
– О боже, да! О да, не останавливайся, о господи, господи, продолжай!
Он открыл дверь спальни и вылил на пол остатки бензина. Темная жидкость растекалась по дубовым половицам, текла к белому ковру вокруг кровати. Кровать была огромная, деревянная, резная, столбики по краям увенчаны остроконечными пиками, похожими на фаллосы.
Кровать шлюхи.
В комнате царил приятный полумрак; горела лишь настольная лампа у кровати. В ее свете он разглядел две спящие фигуры. Сука-жена и докторишка Оливер Кэбот. Вдруг картинка опять переменилась. Он стоял в спальне своей матери и наблюдал, как двигаются белые костлявые ягодицы голого мужчины – вверх-вниз. Увидел ее голые ноги, которые обхватили мужчину за талию, увидел, как выгнулась ее спина, как волосы разметались по лицу и по подушке, щеки раскраснелись от возбуждения.
Канистра с грохотом упала на пол, и тут она проснулась и увидела его.
– Оливер!!!
Ужас в ее голосе был для него сладкой музыкой.
– Оливер, боже мой!
Докторишка тоже проснулся и заморгал, привыкая к свету. Оба голые, сидят в постели, разинув рот, пялятся на него в страхе, натянули простыню до самой шеи, пытаясь прикрыться – закрыться от него. Вот дураки!
Он вскинул ружье и прицелился.
– Росс… Нет, Росс. Прошу тебя, Росс. Прошу тебя, не надо, нет, нет, нет!
Росс улыбнулся. Впервые за очень долгое время он успокоился.
– Дышите глубже, – посоветовал он. – Дышите глубже, вы оба!
Шарлатан унюхал первым. Росс увидел, как его глаза расширяются еще больше. Потом унюхала и сука.
Голос ее упал на несколько октав и сделался похож на вой раненого животного:
– Росс, нет, нет, Росс, не надо, нет, Росс, нет, нет, нет!
– Вера, вылезай из постели и одевайся.
– Прошу тебя, Росс, не надо!
– Я сказал, вылезай из постели, шлюха, и одевайся!
Не сводя глаз с его лица, она выскользнула из постели и, спотыкаясь, нагнулась. Росс перевел цепкий взгляд на шарлатана, а потом опять на нее. Ее нагота была ему неприятна; его раздражало то, как трясутся ее груди, его раздражали ее голые колени, ее худые ноги внушали отвращение.